А. П. Чехов - Дядя Ваня

Пасмурный осенний день. В саду, на аллее под старым тополем, сервирован для чая стол.У самовара — старая нянька Марина. «Кушай, батюшка», — предлагает она чаю доктору Астрову.«Что-то не хочется», — отвечает тот.Появляется Телегин, обедневший помещик по прозвищу Вафля, живущий в имении на положенииприживала. «Погода очаровательная, птички поют, живем мы все в мире и согласии — чего ещенам?» Но как раз согласия-то и мира и нет в усадьбе. «Неблагополучно в этомдоме», — дважды произнесет Елена Андреевна, жена профессора Серебрякова, приехавшегов имение.Эти отрывочные, внешне не адресованные друг другу реплики, вступают, перекликаясь,в диалогический спор и высвечивают смысл напряженной драмы, переживаемой действующимилицами пьесы.Заработался за десять лет, прожитых в уезде, Астров.

«Ничего я не хочу, ничего мнене нужно, никого не люблю», — жалуется он няньке. Изменился, надломился Войницкий. Раньшеон, управляя имением, не знал свободной минуты. А теперь. «Я […] стал хуже, таккак обленился, ничего не делаю и только ворчу, как старый хрен…»Войницкий не скрывает своей зависти к профессору в отставке, особенно его успехуу женщин. Мать Войницкого, Мария Васильевна, просто обожает своего зятя, мужа её покойнойдочери. Войницкий презирает ученые занятия Серебрякова. «Человек […] читает и пишетоб искусстве, ровно ничего не понимая в искусстве». Наконец, он ненавидит Серебрякова,хотя его ненависть может показаться весьма пристрастной. Ведь он влюбился в его красавицу жену.И Елена Андреевна резонно выговаривает Войницкому.

«Ненавидеть Александра не за что, онтакой же, как все».Тогда Войницкий выставляет более глубокие и, как ему представляется, неотразимые основаниясвоего нетерпимого, непримиримого отношения к экс-профессору — он считает себя жестокообманутым. «Я обожал этого профессора… я работал на него как вол… Я гордился ими его наукой, я жил и дышал им. Боже, а теперь. …он ничто. Мыльный пузырь!»Вокруг Серебрякова сгущается атмосфера нетерпимости, ненависти, вражды. Он раздражает Астрова,и даже жена с трудом его выносит. Все как-то прослушали высказанный диагноз болезни,поразившей и героев пьесы, да и всех их современников. «…мир погибаетне от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелкихдрязг».

Они, включая и саму Елену Андреевну, как-то забыли, что Серебряков — «такой же,как все» и, как все, может рассчитывать на снисхождение, на милосердное к себеотношение, тем более что он страдает подагрой, мучается бессонницей, боится смерти. «Неужелиже, — спрашивает он свою жену, — я не имею права на покойную старость, на вниманиек себе людей?» Да, надо быть милосердным, твердит Соня, дочь Серебрякова от первого брака.Но услышит этот призыв и проявит к Серебрякову неподдельное, задушевное участие толькостарая нянька. «Что, батюшка. Больно. […] Старые, что малые, хочется, чтобы пожалел кто,а старых-то никому не жалко. (Целует Серебрякова в плечо.) Пойдем, батюшка, в постель…Пойдем, светик… Я тебя липовым чаем напою, ножки твои согрею… Богу за тебя помолюсь…»Но одна старая нянька не могла и не смогла, конечно, разрядить гнетущую, чреватуюбедой атмосферу.

Конфликтный узел так туго завязан, что происходит кульминационный взрыв.Серебряков собирает всех в гостиной, чтобы предложить для обсуждения придуманную им «меру»:малодоходное имение продать, вырученные деньги обратить в процентные бумаги,что позволило бы приобрести в Финляндии дачу.Войницкий в негодовании. Серебряков позволяет себе распорядиться имением, котороефактически и юридически принадлежит Соне. Он не подумал о судьбе Войницкого, которыйдвадцать лет управлял имением, получая за то нищенские деньги. Не задумалсяи о судьбе Марии Васильевны, столь беззаветно преданной профессору!Возмущенный, взбешенный Войницкий стреляет в Серебрякова, стреляет дважды и оба разапромахивается.Напуганный смертельной опасностью, лишь случайно его миновавшей, Серебряков решает вернутьсяв Харьков.

Уезжает в свое небольшое именьице Астров, чтобы, как прежде, лечить мужиков,заниматься садом и лесным питомником. Затухают любовные интриги. Елене Андреевне не хватаетсмелости ответить на страстное увлечение ею Астрова. При расставании она, правда, признается,что увлеклась доктором, но «немножко». Она обнимает его «порывисто», но с оглядкой.А Соня окончательно убеждается, что её, такую некрасивую, Астров полюбить не сможет.Жизнь в усадьбе возвращается на круги своя. «Опять заживем, как было, по-старому», —мечтает нянька. Без последствий остается и конфликт между Войницким и Серебряковым.«Ты будешь аккуратно получать то же, что и получал, — обнадеживает профессорВойницкого. — Все будет по-старому». И не успели отбыть Астров, Серебряковы, как Соняторопит Войницкого.

«Ну, дядя Ваня, давай делать что-нибудь». Зажигается лампа, наполняетсячернильница, Соня перелистывает конторскую книгу, дядя Ваня пишет один счет, другой. «Второгофевраля масла постного двадцать фунтов…» Нянька садится в кресло и вяжет, Мария Васильевнапогружается в чтение очередной брошюры…Казалось бы, сбылись ожидания старой няньки. Все стало по-старому. Но пьеса так строится,что она постоянно — и в большом и в малом — обманывает ожидания и её героев,и читателей. Ждешь, к примеру, музыки от Елены Андреевны, выпускницы консерватории («Мнехочется играть… Давно уже я не играла. Буду играть и плакать…»), а играет на гитареВафля… Действующие лица расставлены так, ход сюжетных событий принимает такое направление,диалоги и реплики спаяны такими смысловыми, часто подтекстовыми перекличками,что с авансцены оттесняется на периферию традиционный вопрос «Кто виноват?», уступая еёвопросу «Что виновато?».

Это Войницкому кажется, что его жизнь погубил Серебряков. Оннадеется начать «новую жизнь». Но Астров рассеивает этот «возвышающий обман». «Наше положение,твое и мое, безнадежно. […] Во всем уезде было только два порядочных, интеллигентных человека:я да ты. На какие-нибудь десять лет жизнь обывательская, жизнь презренная затянула нас. Онасвоими гнилыми испарениями отравила нашу кровь, и мы стали такими же пошляками,как все».В финале пьесы, правда, Войницкий и Соня мечтают о будущем, но от заключительногомонолога Сони веет безысходной печалью и ощущением бесцельно прожитой жизни. «Мы, дядя Ваня,будем жить, […] будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба. […] мы покорно умреми там, за гробом, мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько,и Бог сжалится над нами.

[…] Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах… Мы отдохнем!(Стучит сторож. Телегин тихо наигрывает. Мария Васильевна пишет на полях брошюры. Марина вяжетчулок.) Мы отдохнем. (Занавес медленно опускается.)».