Г. К. Честертон - Наполеон Ноттингхилльский

В наши времена, в начале двадцатого столетия, пророков столько развелось, что, того и гляди,ненароком исполнишь чье-нибудь предсказание. Да вот просто плюнь куда-нибудь — и окажется, чтоплюешь в пророчество. А все же большинство человечества, состоящее из нормальных людей,предпочитающих жить собственным умом (о котором пророки и понятия не имеют), обязательно сумееттак устроиться, чтобы всем пророкам нос натянуть. Ну, вот каким будет Лондон сто лет спустя или,скажем, восемьдесят?В 1984 г. Он, представьте, оказывается таким же, каким и был. Ничего, в сущности, не изменилось, нациязаболотилась и покрылась ряской. И весь скучный и серый мир к тому времени упорядочился и былподелен между великими державами. Последнее малое независимое государство — свободолюбивоеНикарагуа — пало, и последний мятеж — индийских дервишей — был давно подавлен.

Британскаямонархия окончательно обратилась в явление для реальной жизни безразличное, и, чтобы подчеркнутьэто, наследственный её характер был упразднен и введена система, по которой король определялся поалфавитной книге жребием.И вот однажды по лондонской улице двигались два высоких джентльмена, в сюртуках, цилиндрах ибезукоризненных воротничках. Это были солидные чиновники, о которых можно сказать, что отличалисьдруг от друга они только тем, что один из них, будучи человеком глупым, определенно являлся дуракдураком, зато второй, весьма умный, несомненно мог быть определен как идиот идиотом. Так размышлял,следуя за ними, человечек по имени Оберон Квин — малорослый, кругленький, с совиными глазками иподпрыгивающей походкой.

Дальнейший ход его мыслей принял и вовсе неожиданный оборот, так каквдруг ему открылось видение. Спины его приятелей предстали двумя драконьими мордами с мутнымипуговичными глазами на хлястиках. Длинные фалды сюртуков развевались, драконы облизывались. Носамое поразительное было то, что затем определилось в его уме. Если это так, то, стало быть, итщательно выбритые, серьезные лица их были не чем иным, как воздетыми к небесам драконьимизадницами!Не прошло и нескольких дней, как тот, в голове которого совершались подобные открытия, стал пожребию королем Англии. Король Оберон целью своей поставил позабавиться на славу, и вскоре егоосенила счастливая мысль. Повсеместно и громогласно была объявлена Великая Хартия предместий.Согласно этому эпохальному документу, все лондонские районы объявлялись независимыми городами,со всеми обязанностями, законами и привилегиями, соответствующими средневековым обычаям.Северный, Южный, Западный Кенсингтоны, Челси, Хаммерсмит, Бейзуотер, Ноттинг-Хилл, Памплико, Фулэми другие районы получили своих лорд-мэров (избираемых, разумеется, по жребию среди граждан), гербы,девизы, геральдические цвета и отряды городской стражи — алебардщиков, одетых в строговыдержанные национальные цвета.

Кто-то был раздражен, кто-то посмеялся, но, в общем, причуды королялондонцы приняли как должное. Ведь их обывательская жизнь текла по прежнему руслу.Прошло десять лет.Лорд-мэры большинства районов Западного Лондона оказались людьми порядочными и деловыми. Но ихтщательно согласованный и учитывающий взаимные интересы план прокладки нового, удобного городушоссе встретил препятствие. Снести старые здания Насосного переулка не соглашался Адам Уэйн,лорд-мэр Ноттинг-Хилла. На со вещании в присутствии короля Оберона мэры предложили Уэйну хорошуюплату, но пылкий патриот Ноттинг-Хилла не только отказался продать Насосный переулок, но поклялсязащищать до последней капли крови каждую пядь священной родной земли.Этот человек воспринял все всерьез.

Он считает Ноттинг-Хилл своей родиной, вверенной ему Богом иВеликой королевской хартией. Ни благо — разумные мэры, ни сам король (для которого такое отношениек его изобретению хотя и приятная, но совершенно неожиданная несуразица) ничего не могут поделатьс этим сумасшедшим. Война неизбежна. И между тем Ноттинг-Хилл готов к войне.Впрочем, это ли называть войной. Городские стражники быстро наведут порядок в мятежномНоттинг-Хилле. Однако во время продвижения по Портобелло-роуд синие алебардщики Хаммерсмита изеленые протазанщики Бейзуотера подверглись внезапному нападению ноттингхилльцев, одетых вярко-алые хламиды. Противник действовал из переулков по обе стороны улицы и наголову разбилпревосходящие силы здравомыслящих мэров.Тогда мистер Бак, лорд-мэр Северного Кенсингтона, удачливый бизнесмен, более всехзаинтересованный в прокладке шоссе, принял на себя командование новым объединенным войскомгорожан, в четыре раза превосходившим силы Ноттинг-Хилла.

На этот раз вечернее наступление былообеспечено предусмотрительным блокированием всех переулков. Мышеловка захлопнулась. Войскаосторожно продвигались к Насосному переулку — центру беззаконного сопротивления. Но вдругвсякий свет исчез — погасли все газовые фонари. Из тьмы на них яростно обрушились ноттингхилльцы,сумевшие отключить городскую газовую станцию. Воины союзников падали как подкошенные, раздавалсялязг оружия и крики. «Ноттинг-Хилл. Ноттинг-Хилл!»Наутро, однако, деловитый мистер Бак подтянул подкрепления, осада продолжалась. НеукротимыйАдам Уэйн и его опытный генерал Тарнбулл (в мирное время торговец игрушками, обожавшийразыгрывать на своем столе битвы оловянных солдатиков) устроили конную вылазку (это им удалосьблагодаря тому, что они выпрягли лошадей из кебов, предусмотрительно заказанных накануне в разныхрайонах Лондона).

Храбрецы во главе с самим Уэйном пробились к водонапорной башне, но были тамокружены. Битва кипела. Со всех сторон напирали толпы воинов в пестрых одеяниях стражей разныхлондонских предместий, развевались знамена с золотыми птахами За падного Кенсингтона, ссеребряным молотом Хаммерсмита, с золотым орлом Бейзуотера, с изумрудными рыбками Челси. Ногорделивый алый стяг Ноттинг-Хилла с золотым львом не склонялся в руках могучего героя АдамаУэйна. Кровь лилась рекой по водостокам улиц, трупы загромоздили перекрестки. Но несмотря ни начто, ноттингхилльцы, заняв водонапорную башню, продолжали яростное сопротивление.Очевидно, однако, что положение их было безнадежно, ибо мистер Бак, проявив еще раз свои лучшиеделовые качества и недюжинный талант дипломата, собрал под свои знамена воинов всех районовЮжного и Западного Лондона.

Несметное войско медленно стягивалось к Насосному переулку, заполняясобой улицы и площади. В его рядах, кстати, шел и король Оберон, который принял необычайнодеятельное участие в событиях в качестве военного корреспондента, поставляя весьма восторженныеи красочные, хотя и не всегда точные репортажи в «Придворный вестник». Его Величеству, такимобразом, повезло оказаться свидетелем исторической сцены. В ответ на решительное и последнеепредложение сдаться Адам Уэйн невозмутимо отвечал, что сам требует от своих противниковнемедленно сложить оружие, иначе он взорвет водонапорную башню и на Южный и Западный Лондонхлынут бешеные потоки воды. Объятые ужасом взоры обратились к мистеру Баку. Ибизнесмен-предводитель склонил свою здравомыслящую голову, признавая безоговорочную победуНоттинг-Хилла.Прошло еще двадцать лет.

И вот Лондон 2014 г. Был уже совершенно иным городом. Он воистину поражалвоображение. Пестрые одежды, благородные ткани, зубчатые стены, великолепно украшенные здания,благородство речей и осанки славных горожан радовали глаз, полные достоинства бароны, искусныеремесленники, мудрые чернокнижники и монахи составляли теперь население города. Величественныепамятники отмечали места былых сражений за Насосный переулок и Водонапорную башню, красочныелегенды излагали героические деяния ноттингхилльцев и их противников. Но… двадцать лет срокдостаточный, чтобы вдохновенные идеи национальной независимости превратились в мертвящиестандарты имперского мышления, а борцы за свободу — в чванных деспотов.Предместья вновь объединяются против тирании могущественного Ноттинг-Хилла.

Вновь Кингз-роуд,Портабелло-роуд, Пиккадилли и Насосный переулок обагряются кровью. В апокалиптической битвегибнут Адам Уэйн и сражавшийся с ним плечом к плечу король Обе рон, гибнут также почти всеучастники легендарных событий. История Ноттинг-Хилла завершается, и за небывалыми новымивременами настают неведомые новые времена.В объятом тишиной и туманом рассветном Кенсингтонском саду звучат два голоса, одновременнореальные и чаемые, нездешние и неотторжимые от жизни. Это голоса насмешника и фанатика, голосаклоуна и героя, Оберона Квина и Адама Уэйна. «Уэйн, я просто шутил». — «Квин, я просто верил». — «Мыначало и конец великих событий». — «Мы отец и мать Хартии предместий».Насмешка и любовь неразделимы. Вечный человек, равный сам себе, это сила над нами, и мы, гении,падаем ниц перед ним.

Наш Ноттинг-Хилл был угоден Господу, как угодно ему все подлинное инеповторимое. Мы подарили нынешним городам ту поэзию повседневности, без которой жизнь теряетсама себя. И теперь уходим вместе в незнаемые края..