Леонид Андреев - Жизнь Человека

На протяжении всего действия на сцене находятся Некто в сером и второй безымянныйперсонаж, молчаливо стоящий в дальнем углу. В прологе Некто в сером обращаетсяк публике с объяснением того, что ей будет представлено. Это — жизнь Человека, вся,от рождения до смертного часа, подобная свече, которую он, свидетель жизни, будет держатьв руке. На глазах у него и у зрителей Человек пройдет все ступени бытия, от низудо верху — и от верху к низу. Ограниченный зрением, Человек никогда не будетвидеть следующей ступени. Ограниченный слухом, Человек не услышит голоса судьбы. Ограниченныйзнанием, не угадает, что ему несет следующая минута. Счастливый юноша. Гордый муж и отец.Слабый старик. Свеча, снедаемая огнем. Вереница картин, где в разном обличье — все тотже Человек.…Прислушиваясь к крикам роженицы, на сцене ведут разговор хихикающиестарухи.

Как одиноко кричит человек, замечает одна из старух. Все говорят —и их не слышно, а кричит один — и кажется, будто все другие молча слушают.А как странно кричит человек, усмехается вторая старуха. Когда тебе самой больно,ты не замечаешь, как странен твой крик. А как смешны дети. Как беспомощны. Как трудно онирождаются — животные рожают легче… И легче умирают… И легчеживут…Старух — много, но они как будто хором произносят монолог.Речьих прерывает Некто в сером, возвещая. Человек родился. Отец Человека проходит через сценус доктором, признаваясь в том, как он мучился в эти часы явления сына на свет, какжалел жену, как ненавидит он младенца, принесшего ей страдания, как казнит себяза ее муки… И как он благодарен Богу, услышавшему его молитву, осуществившему егомечту о сыне!На сцене — родственники.

Их реплики — словно продолжениебормотания старух. Они с самым серьезным видом обсуждают проблемы выбора имени для Человека,его кормления и воспитания, его здоровья, а затем как-то незаметно переходятк вопросам куда более прозаическим. Можно ли здесь курить и чем лучше выводить жирныепятна с платья.…Человек вырос. У него есть любимая жена и любимая профессия(он — архитектор), но у него нет денег. Соседи судачат на сцене о том, как этостранно. Эти двое — молоды и красивы, здоровы и счастливы, на них приятно смотреть,но их невыносимо жаль. Они всегда голодны. Отчего так. За что и во имячего?Человек и его Жена смущенно рассказывают друг другу о зависти к сытыми богатым людям, которых они встречают на улице.«Нарядные дамы проходят мимоменя, — говорит Жена Человека, — я смотрю на их шляпки, слышу шуршаньеих шелковых юбок и не радуюсь этому, а говорю себе.

«У меня нет такой шляпки!У меня нет такой шелковой юбки!» «А когда я прохожу по улице и вижу то, что намне принадлежит, — отвечает ей Человек, — то чувствую, как у меня отрастаютклыки. Если меня кто-нибудь ненароком толкнет в толпе, я обнажаю своиклыки».Человек клянется Жене. Они выкарабкаются из нищеты.«Вообрази, что нашдом — роскошный дворец. Вообрази, что ты — царица бала. Вообрази, что играетизумительный оркестр — для нас и наших гостей!»И Жена Человека с легкостью всеэто воображает.…И вот сбылось. Он богат, у него нет отбоя от заказчиков, его Женакупается в роскоши. В их дворце — чудный бал, играет волшебный оркестр —то ли человекообразные музыкальные инструменты, то ли похожие на инструменты люди.Кружатся пары молодых людей, восхищенно беседуя.

Какая честь для них быть на балуу Человека.Входит Человек — он заметно постарел. За богатство он заплатилгодами своей жизни. Постарела и его Жена. С ними торжественным шествием через анфиладублистающих комнат идут многочисленные друзья с белыми розами в петлицах и, числомне меньшим, враги Человека — с желтыми розами. Молодые пары, прервав танец, следуютза всеми на сказочный пир.…Он снова обнищал. Прошла мода на его творения. Друзьяи враги помогли ему растратить накопленное состояние. Теперь по дворцу бегают лишь крысы,гостей здесь давно не было. Дом обветшал, его никто не покупает. Умирает сын Человека. Человеки его Жена встают на колени и обращаются с молитвой к Тому, кто недвижно замерв дальнем углу. Она — со смиренной материнской мольбой, он — с требованиемсправедливости.

Это не сыновняя жалоба, но разговор мужчины с мужчиной, отца с Отцом,старика со стариком.«Разве покорных льстецов надо любить больше, чем смелых и гордыхлюдей?» — спрашивает Человек. И ни слова не слышит в ответ. Сын Человекаумирает — значит, не услышана его молитва. Человек возглашает проклятья тому, ктонаблюдает за ним из угла сцены.«Проклинаю все, данное Тобою. Проклинаю день,в который я родился, и день, в который я умру. Проклинаю себя — глаза, слух, язык,сердце — и все это бросаю в Твое жестокое лицо. И своим проклятьем — побеждаюТебя!..»…Пьяницы и старухи в кабаке удивляются. Вон за столиком сидит Человек,пьет мало, а сидит много. Что бы это значило. Пьяный бред перемежается репликами, рожденными,похоже, в угасающем сознании Человека, — отголосками прошлого, эхом всей егожизни.Являются музыканты — и те, и не те, что играли когда-то на балахво дворце Человека.

Трудно понять. Они это или не они, как трудно вспомнить минувшую жизньи все, чего Человек лишился, — сына, жены, друзей, дома, богатства, славы, самойжизни…Старухи кружатся вокруг столика, за которым сидит, понурив голову, Человек.Их пляска пародирует чудесный танец юных дам на стародавнем балу у Человека.Передлицом смерти он встает во весь рост, запрокинув прекрасную седую голову, и резко, громко,отчаянно выкрикивает — вопрошая то ли небо, то ли пьяниц, то ли зрителей,то ли Некоего в сером:«Где мой оруженосец. Где мой меч. Где мой щит?»Нектов сером смотрит на огарок свечи — она вот-вот в последний раз мигнети погаснет. «Я обезоружен!» — восклицает Человек, и тьма обступает его..