Твен Марк - Как Я Редактировал Сельскохозяйственную Газету

Не без опасения взялся временно редактировать сельскохозяйственную газету. Совершенно так же, как простой смертный, не моряк, взялся бы командовать кораблем. Но я был в стесненных обстоятельствах, и жалованье мне очень пригодилось бы. Редактор уезжал в отпуск, я согласился на предложенные им условия и занял его место.Чувство, что я опять работаю, доставляло мне такое наслаждение, что я всю неделю трудился не покладая рук. Мы сдали номер в печать, и я едва мог дождаться следующего дня - так мне не терпелось узнать, какое впечатление прoизведут мои труды на читателя. Когда я уходил из редакции под вечер, мальчишки и взрослые, стоявшие у крыльца, рассыпались кто куда, уступая мне дорогу, и я услышал, как один из них сказал.

"Это он!" Вполне естественно, я был польщен. Наутро, идя в редакцию, я увидел у крыльца такую же кучку зрителей, а кроме того, люди парами и поодиночке стояли на мостовой и на противоположном тротуаре и с любопытством глядели на меня. Толпа отхлынула назад и расступилась передо мной, а один из зрителей сказал довольно громко. "Смотрите, какие у него глаза!" Я сделал вид, что не замечаю всеобщего внимания, но втайне был польщен и даже решил написать об этом своей тетушке.Я поднялся на невысокое крыльцо и, подходя к двери, услышал веселые голоса и раскаты хохота. Отворив дверь, я мельком увидел двух молодых людей, судя по одежде - фермеров, которые при моем появлении побледнели и разинули рты. Оба они с грохотом выскочили в окно, разбив стекла.

Меня это удивило.Приблизительно через полчаса вошел какой-то почтенный старец с длинной развевающейся бородой и благообразным, но довольно суровым лицом. Я пригласил его садиться. По-видимому, он был чем-то расстроен. Сняв шляпу и поставив ее на пол, он извлек из кармана красный шелковый платок и последний номер нашей газеты. Он разложил газету на коленях и, протирая очки платком, спросил:- Это вы и есть новый редактор. Я сказал, что да.- Вы когда-нибудь редактировали сельскохозяйственную газету?- Нет, - сказал я, - это мой первый опыт.- Я так и думал. А сельским хозяйством вы когда-нибудь занимались?- Н-нет, сколько помню, не занимался.- Я это почему-то предчувствовал, - сказал почтенный старец, надевая очки и довольно строго взглядывая на меня поверх очков.

Он сложил газету поудобнее.- Я желал бы прочитать вам строки, которые внушили мне такое предчувствие. Вот эту самую передовицу. Послушайте и скажите, вы ли это написали?"Брюкву не следует рвать руками, от этого она портится. Лучше послать мальчика, чтобы он залез на дерево и осторожно потряс его".- Ну-с, что вы об этом думаете. Ведь это вы написали, насколько мне известно?- Что думаю. Я думаю, что это неплохо. Думаю, это не лишено смысла. Нет никакого сомнения, что в одном только нашем округе целые миллионы бушелей брюквы пропадают из-за того, что ее рвут недозрелой, а если бы послали мальчика потрясти дерево...- Потрясите вашу бабушку. Брюква не растет на дереве!- Ах, вот как, не растет. Ну а кто же говорил, что растет.

Это надо понимать в переносном смысле, исключительно в переносном. Всякий, кто хоть сколько-нибудь смыслит в деле, поймет, что я хотел сказать "потрясти куст".Тут почтенный старец вскочил с места, разорвал газету на мелкие клочки, растоптал ногами, разбил палкой несколько предметов, крикнул, что я смыслю в сельском хозяйстве не больше коровы, и выбежал из редакции, сильно хлопнув дверью. Вообще он вел себя так, что мне показалось, будто он чем-то недоволен. Но, не зная, в чем дело, я, разумеется, не мог ему помочь.Вскоре после этого в редакцию ворвался длинный, похожий на мертвеца субъект с жидкими космами волос, висящими до плеч, с недельной щетиной на всех холмах и долинах его физиономии, и замер на пороге, приложив палец к губам.

Наклонившись всем телом вперед, он словно прислушивался к чему-то. Не слышно было ни звука. Но он все-таки прислушивался. Ни звука. Тогда он повернул ключ в замочной скважине, осторожно ступая, на цыпочках подошел ко мне, остановился несколько поодаль и долго с живейшим интересом всматривался мне в лицо, потом извлек из кармана сложенный вчетверо номер моей газеты и сказал:- Вот, вы это написали. Прочтите мне вслух, скорее. Облегчите мои страдания. Я изнемогаю.Я прочел нижеследующие строки, и, по мере того как слова срывались с моих губ, страдальцу становилось все легче. Я видел, как скорбные морщины на его лице постепенно разглаживались, тревожное выражение исчезало, и наконец его черты озарились миром и спокойствием, как озаряется кротким сиянием луны унылый пейзаж."Гуано - ценная птица, но ее разведение требует больших хлопот, Ее следует ввозить не раньше июня и не позже сентября.

Зимой ее нужно держать в тепле, чтобы она могла высиживать птенцов"."По-видимому, в этом году следует ожидать позднего урожая зерновых. Поэтому фермерам лучше приступить к высаживанию кукурузных початков и посеву гречневых блинов в июле, а не в августе"."О тыкве. Эта ягода является любимым лакомством жителей Новой Англии. Они предпочитают ее крыжовнику для начинки пирогов и используют вместо малины для откорма скота, так как она более питательна, не уступая в то же время малине по вкусу. Тыква - единственная съедобная разновидность семейства апельсиновых, произрастающая на севере, если не считать гороха и двух-трех сортов дыни. Однако обычай сажать тыкву перед домом в качестве декоративного растения выходит из моды, так как теперь всеми признано, что она дает мало тени"."В настоящее время, когда близится жаркая пора и гусаки начинают метать икру..."Взволнованный слушатель подскочил ко мне, пожал мне руку и сказал:- Будет, будет, этого довольно.

Теперь я знаю, что я в своем уме. Вы прочли так же, как прочел и я сам, слово в слово. А сегодня утром, сударь, впервые увидев вашу газету, я сказал себе. "Я никогда не верил этому прежде, хотя друзья и не выпускали меня из-под надзора, но теперь знаю. Я не в своем уме". После этого я испустил дикий вопль, так что слышно было за две мили, и побежал убить кого-нибудь. Все равно, раз я сумасшедший, до этого дошло бы рано или поздно, так уж лучше не откладывать. Я перечел один абзац из вашей статьи, чтобы убедиться наверняка, что я не в своем уме, потом поджег свой дом и убежал. По дороге я изувечил нескольких человек, а одного загнал на дерево, чтобы он был под рукой, когда понадобится. Но, проходя мимо вашей редакции, я решил все-таки зайти и проверить себя еще раз.

Теперь я проверил, и это просто счастье для того бедняги, который сидит на дереве. Я бы его непременно убил, возвращаясь домой. Прощайте, сударь, всего хорошего, вы сняли тяжкое бремя с моей души. Если мой рассудок выдержал ваши сельскохозяйственные статьи, то ему уже ничто повредить не может. Прощайте, всего наилучшего.Меня несколько встревожили увечья и поджоги, которыми развлекался этот тип, тем более что я чувствовал себя до известной степени причастным к делу. Но я недолго об этом раздумывал - в комнату вошел редактор. (Я подумал про себя. "Вот если б ты уехал в Египет, как я тебе советовал, у меня еще была бы возможность показать, на что я способен. Но ты не пожелал и вернулся. Ничего другого от тебя я и не ожидал".)Вид у редактора был грустный, унылый и расстроенный.Он долго обозревал разгром, произведенный старым скандалистом и молодыми фермерами, потом сказал:- Печально, очень печально.

Разбиты бутылка с клеем, шесть оконных стекол, плевательница и два подсвечника. Но это еще не самое худшее. Погибла репутация газеты, и боюсь, что навсегда. Правда, на нашу газету никогда еще не было такого спроса, она никогда не расходилась в таком количестве экземпляров и никогда не пользовалась таким успехом, но кому же охота прослыть свихнувшимся и наживаться на собственном слабоумии. Друг мой, даю вам слово честного человека, что улица полна народа, люди сидят даже на заборах, дожидаясь случая хотя бы од ним глазком взглянуть на вас. А все потому, что считают вас сумасшедшим. И они имеют на это право - после того как прочитали ваши статьи. Эти статьи - позор для журналистики. И с чего вам взбрело в голову, будто вы можете редактировать сельскохозяйственную газету.

Вы, как видно, не знаете даже азбуки сельского хозяйства. Вы не отличаете бороны от борозды. Коровы у вас теряют оперение. Вы рекомендуете приручать хорьков, так как эти животные отличаются веселым нравом и превосходно ловят крыс. Вы пишете, что устрицы ведут себя спокойно, пока играет музыка. Но это замечание излишне, совершенно излишне. Устрицы всегда спокойны. Их ничто не может вывести из равновесия. Устрицы ровно ничего не смыслят в музыке. О, гром и молния. Если бы вы поставили целью всей вашей жизни совершенствоваться в невежестве, вы бы не могли отличиться больше, чем сегодня. Я никогда ничего подобного не видывал. Одно ваше сообщение, что конский каштан быстро завоевывает рынок как предмет сбыта, способно навеки погубить газету.

Я требую, чтобы вы немедленно ушли из редакции. Мне больше не нужен отпуск - я все равно ни под каким видом не мог бы им пользоваться, пока вы сидите на моем месте. Я все время дрожал бы от страха при мысли о том, что именно вы посоветуете читателю в следующем номере газеты. У меня темнеет в глазах, как только вспомню, что вы писали об устричных садках под заголовком "Декоративное садоводство". Я требую, чтобы вы ушли немедленно. Мой отпуск кончен. Почему вы не сказали мне сразу, что ровно ничего не смыслите в сельском хозяйстве?- Почему не сказал вам, гороховый стручок, капустная кочерыжка, тыквин сын. Первый раз слышу такую глупость. Вот что я вам скажу. Я четырнадцать лет работаю редактором и первый раз слышу, что человек должен что-то знать для того, чтобы редактировать газету.

Брюква вы этакая. Кто пишет театральные рецензии в захудалых газетках. Бывшие сапожники и недоучившиеся аптекари, которые смыслят в актерской игре ровно столько же, сколько я в сельском хозяйстве. Кто пишет отзывы о книгах. Люди, которые сами не написали ни одной книги. Кто стряпает тяжеловесные передовицы по финансовым вопросам. Люди, у которых никогда не было гроша в кармане. Кто пишет о битвах с индейцами. Господа, не способные отличить вигвам от вампума, которым никогда в жизни не приходилось бежать опрометью, спасаясь от томагавка, или выдергивать стрелы из своих родичей, чтобы развести на привале костер. Кто пишет проникновенные воззвания насчет трезвости и громче всех вопит о вреде пьянства. Люди, которые протрезвятся только в гробу.

Кто редактирует сельскохозяйственную газету. Разве такие корнеплоды, как вы. Нет, чаще всего неудачники, которым не повезло по части поэзии, бульварных романов в желтых обложках, сенсационных мелодрам, хроники и которые остановились на сельском хозяйстве, усмотрев в нем временное пристанище на пути к дому при зрения. Вы мне что-то толкуете о газетном деле. Мне оно известно от Альфы до Омахи, и я вам говорю, что чем меньше человек знает, тем больше он шумит и тем больше получает жалованья. Видит бог, будь я круглым невеждой и наглецом, а не скромным образованным человеком, я бы завоевал себе известность в этом холодном, бесчувственном мире. Я ухожу, сэр. Вы так со мной обращаетесь, что я даже рад уйти. Но я выполнил свой долг.

Насколько мог, я исполнял все, что полагалось по нашему договору. Я сказал, что сделаю вашу газету интересной для всех слоев общества, - и сделал. Я сказал, что увеличу тираж до двадцати тысяч экземпляров, - и увеличил бы, будь в моем распоряжении еще две недели. И я дал бы вам самый избранный крут читателей, какой возможен для сельскохозяйственной газеты, - ни одного фермера, ни одного человека, который мог бы отличить дынный куст от персиковой лозы даже ради спасения собственной жизни. Вы теряете от нашего разрыва, а не я. Прощайте, арбузное дерево. И я ушел.Таинственный незнакомец. Мурманское кн. Изд-во, 1987.ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГЕКЛЬБЕРРИ ФИННА (ОТРЫВОК, ИЗУЧАЕМЫЙ В ШЕСТОМ КЛАССЕ)ГЛАВА XXXIVМы перестали разговаривать и принялись думать.

Вдруг Том и говорит:- Слушай, Гек, какие же мы дураки, что не догадались раньше. Ведь я знаю, где Джим сидит.- Да что ты. Где?- В том самом сарайчике, рядом с кучей золы. Сообрази сам. Когда мы обедали, ты разве не видел, как один негр понес туда миски с едой.- Видел.- А ты как думал, для кого это?- Для собаки.- И я тоже так думал. А это вовсе не для собаки.- Почему?- Потому что там был арбуз.- Верно, был, я заметил. Как же это я не сообразил, что собаки арбуза не едят. Это уж совсем никуда не годится. Вот как бывает. И глядишь, да ничего не видишь.- Так вот. Негр отпер висячий замок, когда вошел туда, и опять его запер, когда вышел. А когда мы вставали из-за стола, он принес дяде ключ- тот самый ключ, наверно. Арбуз - это, значит, человек.

Ключ - значит, кто-то там заперт. А вряд ли двое сидят под замком на такой маленькой плантации, где народ такой добрый и хороший. Это Джим и сидит. Ладно, я очень рад, что мы до этого сами додумались, как полагается сыщикам. За всякий другой способ я гроша ломаного не дам. Теперь ты пошевели мозгами, придумай план, как выкрасть Джима, и я тоже придумаю свой план, а там мы выберем, который больше понравится.Ну и голова была у Тома Сойера, хоть бы и взрослому. По мне, лучше иметь такую голову, чем быть герцогом, или капитаном парохода, или клоуном в цирке, или уж не знаю кем. Я придумал кой-что так только, ради очистки совести. Я наперед знал, кто придумает настоящий план. Немного погодя Том сказал:- Готово у тебя?- Да, - говорю.- Ну ладно, выкладывай.- Вот какой мой план, - говорю.

- Джим там сидит или кто другой - узнать нетрудно. А завтра ночью мы достанем мой челнок и переправим плот с острова. А там, в первую же темную ночь, вытащим ключ у старика из кармана, когда он ляжет спать, и уплывем вниз по реке вместе с Джимом. Днем будем прятаться, а ночью - плыть, как мы с Джимом раньше делали. Годится такой план?- Годится ли. Почему ж не годится, очень даже годится. Но только уж очень просто, ничего в нем особенного нет. Что это за план, если с ним никакой возни не требуется. Грудной младенец - и тот справится. Не будет ни шума, ни разговоров, все равно что после кражи на мыловаренном заводе.Я с ним не спорил, потому что ничего другого и не ждал, зато наперед знал, что к своему плану он так придираться не станет.И верно, не стал.

Он рассказал мне, в чем состоит его план, и я сразу понял, что он раз в пятнадцать лучше моего. Джима-то мы все равно освободим, зато шику будет куда больше, да еще, может, нас и пристрелят, по его-то плану. Мне очень понравилось. "Давай, - говорю, - так и будем действовать". Какой у него был план, сейчас говорить не стоит. Я наперед знал, что будут еще всякие перемены. Я знал, что Том еще двадцать раз будет менять его и так и этак, когда приступим к делу, и вставлять при каждом удобном случае всякие новые штуки. Так оно и вышло.Одно было верно - Том Сойер не шутя взялся за дело и собирается освобождать негра из рабства. Вот этого я никак не мог понять. Как же так. Мальчик из хорошей семьи, воспитанный, как будто дорожит своей репутацией, и родные у него тоже вряд ли захотят срамиться.

Малый с головой, не тупица. Учился все-таки, не безграмотный какой-нибудь, и добрый, не назло же он это делает, - и вот нате-ка - забыл и про гордость и про самолюбие, лезет в это дело, унижается, срамит и себя и родных на всю Америку. Никак я этого не мог взять в толк. Просто стыдно. И я знал, что надо взять да и сказать все ему напрямик, а то какой же я ему друг. Пускай сейчас же все это бросит, пока еще не поздно. Я так и хотел ему сказать, начал было, а он оборвал меня и говорит:- Ты что же - думаешь, я не знаю, чего хочу. Когда это со мной бывало?- Никогда.- Разве я не говорил, что помогу тебе украсть этого негра?- Говорил.- Ну и ладно.Больше и он ничего не говорил, и я ничего не говорил. Да и смысла никакого не было разговаривать.

Уж если он что решил, так поставит на своем. Я только не мог понять, какая ему охота соваться в это дело, но не стал с ним спорить, даже и не поминал про это больше. Сам лезет на рожон, так что ж я тут могу поделать!Когда мы вернулись, во всем доме было темно и тихо, и мы прошли в конец двора - обследовать хибарку рядом с кучей золы. Мы обошли весь двор кругом, чтобы посмотреть, как будут вести себя собаки. Они нас узнали и лаяли не больше, чем обыкновенно лают деревенские собаки, заслышав ночью прохожего. Добравшись до хибарки, мы осмотрели ее спереди и с боков - и с того боку, которого я еще не видел, на северной стороне, нашли квадратное окошечко, довольно высоко от земли, забитое одной крепкой доской.Я сказал:- Вот и хорошо.

Дыра довольно большая, Джим в нее пролезет, надо только оторвать доску.Том говорит:- Ну, это так же просто, как дважды два четыре, и так же легко, как не учить уроков. По-моему, мы могли бы придумать способ хоть немножко посложней, Гек Финн.- Ну ладно, - говорю. - А если выпилить кусок стены, как я сделал в тот раз, когда меня убили?- Это еще на что-нибудь похоже, - говорит он, - это и таинственно, и возни много, и вообще хорошо, только все-таки можно придумать еще что-нибудь, чтобы подольше повозиться. Спешить нам некуда, так давай еще посмотрим.Между сарайчиком и забором, с задней стороны, стояла пристройка, в вышину доходившая до крыши и сбитая из досок. Она была такой же длины, как и сарайчик, только уже - шириной футов в шесть.

Дверь была с южной стороны и заперта на висячий замок. Том пошел к котлу для варки мыла, поискал там и принес железную штуку, которой поднимают крышку котла. Он взял ее и выломал один пробой у двери. Цепь упала, мы отворили дверь, вошли, зажгли спичку и видим, что это только пристройка к сарайчику, а сообщения между ними нет. И пола в сарае тоже нет, и вообще ничего в нем нет, кроме ржавых, никому не нужных мотыг и лопат да сломанного плуга. Спичка погасла, и мы ушли, воткнув пробой на старое место, и с виду дверь была опять как следует заперта. Том обрадовался и говорит:- Ну, теперь все хорошо. Мы для него устроим подкоп. Это у нас займет целую неделю.После этого мы вернулись домой. Я вошел в дом с черного хода - они там дверей не запирали, надо было только потянуть за кожаный ремешок.

Но для Тома Сойера это было неподходяще. Таинственности мало, ему непременно надо было влезать по громоотводу. Раза три он долезал до половины и каждый раз срывался и напоследок чуть не разбил себе голову. Он уж думал, что придется это дело бросить, а потом отдохнул, решил попробовать еще раз наудачу - и все-таки влез.Утром мы поднялись чуть свет и пошли к негритянским хижинам, чтобы приучить к себе собак и познакомиться поближе с тем негром, который кормил Джима, - если это действительно Джиму носили еду. Негры как раз позавтракали и собирались в поле, а Джимов негр накладывал в миску хлеба, мяса и всякой еды, и в то время, как остальные уходили, из большого дома ему прислали ключ.У этого негра было добродушное, глуповатое лицо, а волосы он перевязывал нитками в пучки, для того чтобы отвадить ведьм.

Он рассказывал, что ведьмы ужасно донимают его по ночам. Ему мерещатся всякие чудеса, слышатся всякие слова и звуки, и никогда в жизни с ним еще не бывало, чтобы надолго Привязалась такая нечисть.Он разговорился про свои несчастья и до того увлекся, что совсем позабыл про дело. Том и спрашивает:- А ты кому несешь еду. Собак кормить собираешься?Негр заулыбался, так что улыбка расплылась у него по всему лицу, вроде как бывает, когда запустишь кирпичом в лужу, и говорит:- Да, мистер Сид, собаку. И занятная же собачка. Не хотите ли поглядеть?- Хочу.Я толкнул Тома и шепчу ему:- Что ж ты, так и пойде шь к нему днем. Ведь по плану не полагается.- Тогда не полагалось, а теперь полагается.Мы пошли, - провалиться бы ему.

- только мне это очень не понравилось. Входим туда и почти ничего не видим - такая темнота. Зато Джим и вправду там сидел. Он-то нас разглядел и обрадовался:- Да ведь это Гек. Господи помилуй, никак и мистер Том здесь?Я наперед знал, что так будет, только этого и ждал. Как теперь быть, я понятия не имел, а если б и знал, так ничего не мог поделать, потому что этот самый негр вмешался тут и говорит:- Боже ты мой, да никак он вас знает?Теперь мы пригляделись и все хорошо видели. Том посмотрел на негра пристально и как будто с удивлением и спрашивает:- Кто нас знает?- Да вот этот самый беглый негр.- Не думаю, чтобы знал. А с чего это тебе пришло в голову?- С чего пришло. Да ведь он сию минуту крикнул, что он вас знает.Том говорит, как будто с недоумением:- Ну, это что-то очень странно.

Кто кричал. Когда кричал. Что же он кричал. - Потом повертывается ко мне и преспокойно спрашивает. - Ты слыхал что-нибудь?Разумеется, на это можно было ответить только одно, и я сказал:- Нет, я ничего ровно не слыхал, никто ничего не говорил.Тогда Том обращается к Джиму, глядит на него так, будто первый раз в жизни его видит, и спрашивает:- Ты что-нибудь говорил?- Нет, сэр, - отвечает Джим, - я ничего не говорил, сэр.- Ни единого слова?- Да, сэр, ни единого.- А ты нас раньше видел?- Нет, сэр, сколько припомню. Не видал.Том повертывается к негру, - а тот даже оторопел и глаза вытаращил, - и говорит строгим голосом:- Что это с тобой творится такое. С чего тебе вздумалось, будто он кричал?- Ох, сэр, это все проклятые ведьмы, мне хоть помереть в ту же пору.

Это все они, сэр, они меня в гроб уложат, всегда напугают до смерти. Не говорите про это никому, сэр, а то старый мистер Сайлас будет ругаться. Он говорит, что никаких ведьм нету. Жалко, ей-богу, что его тут не было,- любопытно, что бы он сейчас сказал. Небось на этот раз не отвертелся бы. Да что уж, вот так и всегда бывает. Кто повадился пить, тому не протрезвиться. Сами ничего не увидят и толком разобрать не могут, а ты увидишь да скажешь им, так они еще и не верят.Том дал ему десять центов и пообещал, что мы никому не скажем. Велел ему купить еще ниток, чтобы перевязывать себе волосы, а потом поглядел на Джима и говорит:- Интересно, повесит дядя Сайлас этого негра или нет. Если бы я поймал такого неблагодарного негра, который посмел убежать, так уж я бы его не отпустил, я бы его повесил!А пока негр подходил к двери, разглядывал монету и пробовал на зуб, не фальшивая ли, Том шепнул Джиму:- И виду не подавай, что ты нас знаешь.

А если ночью услышишь, что копают, так это мы с Геком. Мы хотим тебя освободить.Джим только-только успел схватить нас за руки и пожать их, а тут и негр вернулся. Мы сказали, что и еще придем, если он нас возьмет с собой. А негр сказал. Отчего же не взять, особенно в темные вечера, - ведьмы больше в темноте к нему привязываются, так это даже и лучше, чтобы побольше было народу.ГЛАВА XXXVДо завтрака оставалось, должно быть, не меньше часа, и мы пошли в лес. Том сказал, что копать надо при свете, а от фонаря свет уж очень яркий, как бы с ним не попасться. Лучше набрать побольше гнилушек, которые светятся, положить их где-нибудь в темном месте, они и будут светиться понемножку.Мы притащили целую охапку сухих гнилушек, спрятали в бурьяне, а сами сели отдохнуть.

Том недовольно проворчал:- А ей-богу, все это до того легко и просто, что даже противно делается. Потому и трудно придумать какой-нибудь план поинтересней. Даже сторожа нет, некого поить дурманом, - а ведь сторож обязательно должен быть. Даже собаки нет, чтобы дать ей сонного зелья. Цепь у Джима длиной в десять футов, только на одной ноге, и надета на ножку кровати. Всего и дела, что приподнять эту ножку да снять цепь. А дядя Сайлас всякому верит. Отдал ключ какому-то безмозглому негру, и никто за этим негром не следит. Джим и раньше мог бы вылезти в Окошко, только с десятифутовой цепью далеко не уйдешь. Просто досадно, Гек, ведь глупее ничего быть не может. Самому Приходится выдумывать всякие трудности. Что ж, ничего не поделаешь.

Придется как-нибудь изворачиваться с тем, что есть под руками. Во всяком случае, один плюс тут есть. Для нас больше чести выручать его из разных затруднений и опасностей, когда никто этих опасностей для нас не приготовил и мы сами должны все придумывать из головы, хоть это вовсе не наша обязанность. Взять хотя бы фонарь. Если говорить прямо, приходится делать вид, будто с фонарем опасно. Да тут хоть целую процессию с факелами устраивай, никто и не почешется, ядумаю. Кстати, вот что мне пришло в голову. Первым долгом надо разыскать что-нибудь такое, из чего можно сделать пилу.- А для чего нам пила?- Как, для чего нам пила. Ведь нужно же отпилить ножку кровати, чтобы снять с нее цепь!- Да ведь ты сам сказал, что цепь и так снимается, надо только приподнять ножку.- Вот это на тебя похоже, Гек Финн.

Непременно выберешь самый что ни на есть детский способ. Что же ты, неужели и книг никаких не читал. Ни о бароне Трэнке, ни о Казанове, ни о Бенвенуто Челлини" А Генрих Наваррский" Да мало ли еще знаменитостей. Где ж это слыхано, чтобы заключенных освобождали таким простецким способом. Нет, все авторитеты говорят в один голос, что надо ножку перепилить надвое и так оставить, а опилки проглотить, чтоб никто не заметил, а ножку замазать грязью и салом, чтобы даже самый зоркий тюремщик не мог разглядеть, где пилили, и думал, что ножка совсем целая. Потом, в ту ночь, когда ты совсем приготовишься к побегу, пнешь ее ногой - она и отлетит. Снимешь цепь - вот и все. Больше и делать почти нечего. Закинешь веревочную лестницу на зубчатую стену, соскользнешь в ров, сломаешь себе ногу, потому что лестница коротка - целых девятнадцати футов не хватает, - а там уж тебя ждут лошади, и верные слуги хватают тебя, кладут поперек седла и везут в твой родной Лангедок, или в Наварру, или еще куда-нибудь.

Вот это я понимаю, Гек. Хорошо, если б около этой хибарки был ров. Если будет время, так в ночь побега мы его выкопаем.Я говорю:- А на что нам ров, когда мы Джима выкрадем через подкоп?А он даже и не слушает. Забыл и про меня, и про все на свете, схватился рукой за подбородок и думает. Потом вздохнул, покачал головой, опять вздохнул и говорит:- Нет, это ни к чему, никакой надобности нет?- Это ты про что. - спрашиваю.- Да отпиливать Джиму ногу.- Господи помилуй. - говорю. - Ну конечно, какая же в этом надобность. А для чего все-таки тебе вздумалось отпиливать ему ногу?- Многие авторитеты так делали. Они не могли снять цепь - отрубали себе руку и тогда бежали. А ногу было бы еще лучше. Но придется обойтись без этого.

Особой необходимости у нас нет, а кроме того, Джим - негр, и не поймет, для чего это нужно. Ему ведь не растолкуешь, что в Европе так принято. Нет, придется это бросить. Ну, а веревочную лестницу - это можно. Мы разорвем свои простыни и в два счета сделаем Джиму веревочную лестницу. А переслать ее можно будет в пироге, - уж это всегда так делают. И похуже бывают пироги, да приходится есть.- Что ты это плетешь, Том Сойер. - говорю я. - Ненужно Джиму никаких веревочных лестниц.- Нет, нужно. Ты лучше скажи, что сам плетешь неизвестно что, и ведь ничего в этом деле не смыслишь. Веревочная лестница ему нужна, у всех она бывает.- А что он с ней будет делать?- Что делать будет. Спрячет ее в тюфяк - не сумеет, что ли. Все так делают, значит, и ему надо.

Гек, ты, кажется, ничего не хочешь делать по правилам - каждый раз что-нибудь новенькое да придумаешь. Если даже эта лестница ему не пригодится, ведь она же останется у него в тюфяке после побега. Ведь это улика. Ты думаешь, улики не понадобятся. Еще как. А ты хочешь, чтобы совсем улик не осталось. Вот это было бы хорошенькое дельце, нечего сказать. Я такого никогда в жизни не слыхал.- Ну, - говорю, - если уж так полагается по правилам, чтоб у него была лестница, - ладно, пускай будет, я вовсе не хочу идти против правил. Одно только, Том Сойер. Если мы порвем простыни, чтобы сделать Джиму лестницу, у нас будут неприятности с тетей Салли, это уж как пить дать. А я так думаю. Лестница из ореховой коры ничего не стоит, добро на нее изводить не нужно, а в пирог ее можно запечь не хуже, чем тряпичную, и в тюфяк спрятать тоже.

А Джим не очень в этих делах разбирается, ему все равно, какую ни...- Ну и чушь ты несешь, Гек Финн. Если б я не смыслил ничего, так помалкивал бы. Где это слыхано, чтобы государственный преступник бежал по лестнице из ореховой коры. Да это курам на смех!- Ну ладно, Том, делай как знаешь. Только все-таки, если хочешь послушать моего совета, лучше позаимствовать простыню с веревки.Он сказал, что это можно. Тут у него явилась еще одна мысль, и он сказал:- Позаимствуй кстати и рубашку.- А для чего нам рубашка, Том?- Для Джима - вести дневник.- Какой еще дневник. Джим и писать-то не умеет!- Ну, положим, что не умеет, но ведь он сможет ставить какие-нибудь значки, если мы сделаем ему перо из оловянной ложки или из старого обруча с бочки?- Да что ты, Том.

Можно выдернуть перо у гуся - и лучше, К гораздо скорей.- У узников гуси по камере не бегают, чтобы можно было перья дергать, эх ты, голова. Они всегда делают перья из чегонибудь самого твердого и неподходящего, вроде обломка медного подсвечника, да и мало ли что подвернется под руку. И на это у них уходит много времени - недели, а то и месяцы, потому что перо они оттачивают об стенку. Гусиным пером они писать ни за что не станут, хоть бы оно и оказалось под рукой. Это не принято.- Ну ладно, а из чего же мы ему сделаем чернила?- Многие делают из ржавчины со слезами. Только это кто Попроще и женщины, а знаменитости пишут своей кровью.- И Джим тоже может. А когда ему понадобится известить весь мир, что он заключен, послать самое простое таинственное сообщение, так он может нацарапать его вилкой на жестяной тарелке и выбросить в окно.

Железная Маска всегда так делал, и это тоже очень хороший способ.- У Джима нет жестяных тарелок. Его кормят из миски.- Это ничего, мы ему достанем.- Все равно никто не разберет.- Это вовсе не важно, Гек Финн. Его дело - написать и выбросить тарелку за окно. А читать ее тебе незачем. Все равно половину разобрать нельзя, что они там пишут на тарелках или еще на чем.- Тогда какой же смысл тарелки портить?- Вот еще. Ведь это же не его тарелки!- Все равно, чьи-нибудь, ведь верно?- Ну так что ж. Узнику-то какое дело, чьи они...Он не договорил - мы услышали рожок, который звал к батраку, и пошли домой.За это утро мне удалось позаимствовать с веревки простыню и белую рубашку. Я разыскал еще старый мешок и положил их туда, а потом мы взяли гнилушки и тоже туда сунули.

Я называю это "заимствовать", потому что мой родитель всегда так говорил, но Том сказал, что это не заем, а кража. Он сказал, что мы помогаем узнику, а ему все равно, как добыть вещь, лишь бы добыть, и никто его за это не осудит. Вовсе не преступление, если узник украдет вещь, которая нужна ему для побега, То его право. И для узника мы имеем полное право красть в этом доме все, что нам только понадобится для его освобождения из тюрьмы. Он сказал, что если бы мы были не узники, тогда, конечно, другое дело, и разве только уж самый последний негодяй, дрянь какая-нибудь станет красть, если не сидит в тюрьме. Так что мы решили красть все, что только под руку подвернется. А как-то на днях, уже после этого, он завел целый разговор из-за пустяков - из-за того, что я стащил арбуз с огорода у негров и съел его.

Он меня заставил пойти и отдать неграм десять центов, не объясняя за что. Сказал, что красть можно только то, что понадобится. "Что же, - говорю, - значит, арбуз мне понадобился". А он говорит, что арбуз мне понадобился вовсе не для того, чтобы бежать из тюрьмы, - вот в чем разница. Говорит. "Вот если бы ты спрятал в нем нож для передачи Джиму, чтобы он мог убить тюремщика, тогда другое дело - все было бы в порядке". Ну, я не стал с ним спорить, хотя не вижу, какой мне интерес стараться для узника, если надо сидеть да раздумывать над всякими тонкостями каждый раз, как подвернется случай стянуть арбуз.Так вот, я уже говорил, что в это утро мы подождали, пока все разойдутся по своим делам и во дворе никого не будет видно, и только после этого Том отнес мешок в пристройку, а я стоял во дворе - сторожил.

Он скоро вышел оттуда, и мы с ним пошли и сели на бревна - поговорить. Он сказал:- Теперь все готово, кроме инструмента. Ну а это легко достать.- Кроме инструмента?- Ну да.- Это для чего же инструмент?- Как для чего. Чтобы копать. Ведь не зубами же мы землю выгрызать будем?- А эти старые мотыги и лопаты, что в пристройке, не годятся разве. - спрашиваю.Он оборачивается ко мне, глядит с таким сожалением, что просто плакать хочется, и говорит:- Гек Финн, где это ты слышал, чтоб у узников были мотыги и лопаты и всякие новейшие приспособления, для того чтобы вести подкоп. Я тебя спрашиваю, если ты хоть что-нибудь соображаешь. Как же он прославится. Уж тогда чего проще - дать ему ключ, и дело с концом. Мотыги, лопаты.

Еще чего. Да их и королям не дают.- Ну ладно, - говорю, - если нам мотыги и лопаты не подходят, тогда что же нам нужно?- Ножи, как у мясников.- Это чтобы вести подкоп под хибарку?- Ну да!- Да ну тебя, Том Сойер, это просто глупо.- Все равно, глупо или неглупо, а так полагается - самый правильный способ. И никакого другого способа нет. Сколько я ни читал в книжках про это, мне не приходилось слышать, чтобы делали по-другому. Всегда копают ножом, да не землю, заметь себе, - всегда у них там твердая скала. И сколько времени на это уходит, неделя за неделей. А они все копают, копают. Да вот, например, один узник в замке д'Иф (1), в Марсельской гавани, рылся-рылся и вышел на волю таким способом. И как ты думаешь, сколько времени он копал?- Я почем знаю!- Нет, ты отгадай!- Ну, не знаю.

Месяца полтора?- Тридцать семь лет. И вышел из-под земли в Китае. Вот как бывает. Жалко, что у нас тут тюрьма стоит не на скале!- У Джима в Китае никого и знакомых нет.- А при чем тут знакомые. У того узника тоже не было знакомых. Всегда ты собьешься с толку. Держался бы ближе к делу!- Ну ладно, мне все равно, где бы он ни вылез, лишь бы выйти на волю. И Джиму тоже, я думаю, все равно. Только вот что. Не такой Джим молодой, чтобы его ножом откапывать. Он помрет до тех пор.- Нет, не помрет. Неужели ты думаешь, что нам понадобится тридцать семь лет. Ведь копать-то мы будем мягкую землю!- А сколько понадобится, Том?- Ну, нам ведь нельзя копать столько, сколько полагается, а то как бы дяде Сайласу не написали оттуда, из-под Нового Орлеана.

Как бы он не узнал, что Джим вовсе не оттуда. Тогда он тоже что-нибудь напишет, - может, объявление про Джима, я почем знаю. Значит, мы не можем рисковать- возиться с подкопом столько, сколько полагается. По правилам надо бы, я думаю, копать два года. Но нам этого никак нельзя. Неизвестно, что дальше будет, а потому я советую сделать так. Копать понастоящему, как можно скорей, а потом взять да и вообразить, будто мы копали тридцать семь лет. Тогда можно будет в два счета его выкрасть и увезти, как только поднимется тревога. Да, я думаю, что это будет самое лучшее.- Ну, тут еще есть какой-то смысл, - говорю. - Вообразить нам ничего не стоит, и хлопот с этим никаких. Если надо, так я могу вообразить, что мы полтораста лет копали.

Это мне нетрудно, стоит только привыкнут ь. Так я сейчас сбегаю достану где-нибудь два ножа.- Доставай три, - говорит он, - из одного мы сделаем пилу.- Том, если такое предложение не против правил и не против религии, - говорю я, - так вон там, под навесом позади коптильни, есть ржавая пила.Он посмотрел на меня вроде как бы с досадой и с огорчением и сказал:- Тебя ничему путному не научишь, Гек, нечего и стараться. Беги доставай ножи - три штуки!И я побежал.(1) Узник в замке Иф - граф Монте Кристо, герой одноименного романа А. Дюма..