Чехов Антон Павлович - Хирургия

Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин, толстый человек лет сорока, в поношенной чечунчовой жакетке и в истрёпанных триковых брюках. На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательным и средним пальцами левой руки - сигара, распространяющая зловоние. В приёмную входит дьячок Вонмигласов, высокий, коренастый старик в коричневой рясе и с широким кожаным поясом. Правый глаз с бельмом полузакрыт, на носу бородавка, похожая издали на большую муху. Секунду дьячок ищет глазами икону и, не найдя таковой, крестится на бутыль с карболовым раствором, потом вынимает из красного платочка просфору и с поклоном кладёт её перед фельдшером. - Ааа. Моё вам.

- зевает фельдшер. - С чем пожаловали. - С воскресным днём вас, Сергей Кузьмич. К вашей милости. Истинно и правдиво в псалтыри сказано, извините. "Питие мое с плачем растворях". Сел намедни со старухой чай пить и - ни боже мой, ни капельки, ни синь-порох, хоть ложись да помирай. Хлебнёшь чуточку - и силы моей нету. А кроме того, что в самом зубе, но и всю эту сторону. Так и ломит, так и ломит. В ухо отдаёт, извините, словно в нём гвоздик или другой какой предмет. Так и стреляет, так и стреляет. Согрешихом и беззаконновахом. Студными бо окалях душу грехми и в лености житие мое иждих. За грехи, Сергей Кузьмич, за грехи. Отец иерей после литургии упрекает. "Косноязычен ты, Ефим, и гугнив стал. Поёшь, и ничего у тебя не разберёшь".

А какое, судите, тут пение, ежели рта раскрыть нельзя, всё распухши, извините, и ночь не спавши. - Мда. Садитесь. Раскройте рот. Вонмигласов садится и раскрывает рот. Курятин хмурится, глядит в рот и среди пожелтевших от времени и табаку зубов усматривает один зуб, украшенный зияющим дуплом. - Отец диакон велели водку с хреном прикладывать - не помогло. Гликерия Анисимовна, дай бог им здоровья, дали на руку ниточку носить с Афонской горы да велели тёплым молоком зуб полоскать, а я, признаться, ниточку-то надел, а в отношении молока не соблюл. Бога боюсь, пост. - Предрассудок. (Пауза.) Вырвать его нужно, Ефим Михеич. - Вам лучше знать, Сергей Кузьмич. На то вы и обучены, чтоб это дело понимать, как оно есть, что. Вырвать, а что.

Каплями или прочим чем. На то вы, благодетели, и поставлены, дай бог вам здоровья, чтоб мы за вас денно и нощно, отцы родные. По гроб жизни. - Пустяки. - скромничает фельдшер, подходя к шкафу и роясь в инструментах. - Хирургия - пустяки. Тут во всём привычка, твёрдость руки. Раз плюнуть. Намедни тоже, вот как и вы, приезжает в больницу помещик Александр Иваныч Египетский. Тоже с зубом. Человек образованный, обо всём расспрашивает, во всё входит, как и что. Руку пожимает, по имени и отчеству. В Петербурге семь лет жил, всех профессоров перенюхал. Долго мы с ним тут. Христом-богом молит. Вырвите вы мне его, Сергей Кузьмич. Отчего же не вырвать. Вырвать можно. Только тут понимать надо, без понятия нельзя. Зубы разные бывают. Один рвёшь щипцами, другой козьей ножкой, третий ключом.

Кому как. Фельдшер берёт козью ножку, минуту смотрит на неё вопросительно, потом кладёт и берёт щипцы. - Ну-с, раскройте рот пошире. - говорит он, подходя с щипцами к дьячку. - Сейчас мы его. Тово. Раз плюнуть. Десну подрезать только. Тракцию сделать по вертикальной оси. И всё. (подрезывает десну) и всё. - Благодетели вы наши. Нам, дуракам, и невдомёк, а вас господь просветил. - Не рассуждайте, ежели у вас рот раскрыт. Этот легко рвать, а бывает так, что одни только корешки. Этот - раз плюнуть. (Накладывает щипцы.) Постойте, не дёргайтесь. Сидите неподвижно. В мгновенье ока. (Делает тракцию.) Главное, чтоб поглубже взять (тянет). Чтоб коронка не сломалась. - Отцы наши Мать пресвятая. Ввв. - Не тово. Не тово. Как его. Не хватайте руками. Пустите руки.

(Тянет.) Сейчас. Вот, вот. Дело-то ведь не лёгкое. - Отцы. Радетели. (Кричит.) Ангелы. Ого-го. Да дёргай же, дёргай. Чего пять лет тянешь. - Дело-то ведь. Хирургия. Сразу нельзя. Вот, вот. Вонмигласов поднимает колени до локтей, шевелит пальцами, выпучивает глаза, прерывисто дышит. На багровом лице его выступает пот, на глазах слёзы. Курятин сопит, топчется перед дьячком и тянет. Проходят мучительнейшие полминуты - и щипцы срываются с зуба. Дьячок вскакивает и лезет пальцами в рот. Во рту нащупывает он зуб на старом месте. - Тянул. - говорит он плачущим и в то же время насмешливым голосом. - Чтоб тебя так на том свете потянуло. Благодарим покорно. Коли не умеешь рвать, так не берись. Света божьего не вижу. - А ты зачем руками хватаешь. - сердится фельдшер.

- Я тяну, а ты мне под руку толкаешь и разные глупые слова. Дура. - Сам ты дура. - Ты думаешь, мужик, легко зуб-то рвать. Возьмись-ка. Это не то, что на колокольню полез да в колокола отбарабанил. (Дразнит.) "Не умеешь, не умеешь!" Скажи, какой указчик нашёлся. Ишь ты. Господину Египетскому, Александру Иванычу, рвал, да и тот ничего, никаких слов. Человек почище тебя, а не хватал руками. Садись. Садись, тебе говорю. - Света не вижу. Дай дух перевести. Ох. (Садится.) Не тяни только долго, а дёргай. Ты не тяни, а дёргай. Сразу. - Учи учёного. Экий, господи, народ необразованный. Живи вот с этакими. Очумеешь. Раскрой рот. (Накладывает щипцы.) Хирургия, брат, не шутка. Это не на клиросе читать. (Делает тракцию.) Не дёргайся. Зуб, выходит, застарелый, глубоко корни пустил.

(Тянет.) Не шевелись. Так, так. Не шевелись. Ну, ну. (Слышен хрустящий звук.) Так и знал. Вонмигласов сидит минуту неподвижно, словно без чувств. Он ошеломлён. Глаза его тупо глядят в пространство, на бледном лице пот. - Было б мне козьей ножкой. - бормочет фельдшер. - Этакая оказия. Придя в себя, дьячок суёт в рот пальцы и на месте больного зуба находит два торчащих выступа. - Парршивый чёрт. - выговаривает он. - Насажали вас здесь, иродов, на нашу погибель. - Поругайся мне ещё тут. - бормочет фельдшер, кладя в шкаф щипцы. - Невежа. Мало тебя в бурсе берёзой потчевали. Господин Египетский, Александр Иваныч, в Петербурге лет семь жил. Образованность. Один костюм рублей сто стоит. Да и то не ругался. А ты что за пава такая. Ништо тебе, не околеешь.

Дьячок берёт со стола свою просфору и, придерживая щёку рукой, уходит восвояси. 1884 год.