Шатов

ШАТОВ - центральный персонаж романа Ф.М.Достоевского «Бесы» (1870-1872). С образом Ивана Павловича Ш., двадцатисемилетнего конторского служащего, раскаявшегося нигилиста, ассоциирован И.И.Иванов, убитый в ноябре 1869 года Нечаевым и его группой по политическим мотивам и согласно принципам «Катехизиса революционера». Своеобразное художественное преломление в образе Ш. Получили некоторые факты биографии фурьериста и петрашевца, затем «раскаявшегося нигилиста» Н.Я.Данилевского (1822-1885), а также самого Достоевского. «Это было одно из тех идеальных русских существ, - сказано о Ш. В романе, - которых вдруг поразит какая-нибудь сильная идея и тут же разом точно придавит их собою, иногда даже навеки. Справиться с нею они никогда не в силах, а уверуют страстно, и вот вся жизнь их проходит потом как бы в последних корчах под свалившимся на них и наполовину совсем уже раздавившим их камнем».

Фамилия «Шатав» связана с темой «шатости» русской интеллигенции и восходит к черновым записям Достоевского. «Шатость во всем двухсотлетняя», «шатость, сумбур, па дение кумира», «об обществе. Или равнодушие, или шатание».Ш. Родился крепостным В.П.Ставрогиной, был учеником Степана Трофимовича Верхо-венского, учился в университете и был исключен после одной студенческой истории, женился по страстной любви на бедной гувернантке, которая оставила его через три недели, долго скитался по Европе, был в Америке, где попробовал роль пролетария. За границей Ш. Радикально меняет некоторые из прежних социалистических своих убеждений («перескочил в противоположную крайность»), а также • подпадает под сильнейшее влияние Ставрогина.

Ш. Хочет порвать с обществом Верховенского и отдать «нашим» зарытую в укромном месте подпольную типографию, но, как сообщает ему Ставрогин, Петр Верховен-ский вовсе не собирается его отпускать, а намерен истребить Ш. «как слишком много знающего и могущего донести». Ш., однако, гораздо больше, чем собственная жизнь, волнует духовная история Ставрогина. «Я несчастная, скучная книга и более ничего покамест. Но погибай мое имя. Дело в вас, а не во мне. Я человек без таланта и могу только отдать свою кровь и ничего больше. Погибай же и моя кровь. Мы два существа и сошлись в беспредельности. В последний раз в мире», - взывает он к обожаемому учителю, в которого пламенно и беззаветно верит. «Как могли вы затереть себя в такую бесстыдную, бездарную лакейскую нелепость.

- гневно укоряет он учителя, узнав, что тот имеет отношение к обществу «наших». - Это ли подвиг Николая Ставрогина!» Ш. Относится к тем героям Достоевского, кто, как и автор, всю жизнь «сознательно и бессознательно» мучается «существованием Бога». На прямой вопрос Ставрогина. «Веруете вы сами в Бога или нет» - Ш. Отвечает. «Я верую в Россию, я верую в ее православие. Я верую в тело Христово. Я верую, что новое пришествие совершится в России. Я. Я буду веровать в Бога». По мнению К.В.Мочульского, идейное раздвоение Ш. Превращается в личную трагедию. «Достоевский делает его провозвестником своего религиозно-национального credo и вводит в его историю большой автобиографический материал». По словам С.Н.Булгакова, «Ш. В известном смысле тоже есть одно из реальных отображений Ставрогина, его вампирных двойников, которых он напустил кругом себя и которые присасывались к сердцу и пили кровь своих пленников.

...Если присмотреться ближе, то все пламенные утверждения Ш., как будто содержащие истинные, а в некотором роде даже аксиоматические положения, страдают, однако, религиозной двусмысленностью. Ш. Загорелся религиозной идеей национальности в такое время, когда он еще не имел веры в Бога, хотя и страстно хотел ее иметь. В народ-богоносец он поверил раньше, чем поверил в Бога, и этот призрак, за которым он погнался, и эта мечта, на которую он затратил хотя и несложные и небогатые, но сосредоточенные силы своего духа, исказили его духовную личность. Он тоже сделался жертвой провокации и обмана - неверующий проповедник идеи народа-богоносца. Делая столь чрезмерное ударение на идее особности, национальности религии, Ш.

Впадает в явный конфликт с христианством, проповедь которого обращена ко всем языкам. В Ш. Нарушено религиозное равновесие...» В.П.Полонский, комментируя диспуты Ш. И Ставрогина, считал их выражением острого религиозного сомнения и неверия Достоевского. «Ставрогин и Ш., две стороны его собственной души, раздвоенной и сомневающейся, неверующей и верующей одновременно. Если одной стороной ее он с исступлением уверял, что верует, хочет верить, - другой ее половиной подвергал осмеянию эту веру, издевался над нею, кощунствовал, увлекаясь в то горнило сомнений, в то отрицание Бога, какого, по его собственным словам, не было даже на Западе» (Спор о Бакунине и Достоевском. Л., 19?6. С. 181). Традиция русской философской критики видит Ш.

К концу романа уже исцеляющимся, припадающим к «ногам Иисусовым» - тому свидетельство душераздирающий рассказ о возвращении его жены, рождении ставрогинского ребенка, названного в честь Ш. Иваном. «светозарная молния разрезает тьму, в душе Ш. Звенит гимн любви, радости, всепрощения, - он исцелен. Но. Не суждено было Ш. Поведать людям о своем исцелении» (Булгаков).Лит. См. К статьям «СТАВРОГИН», «Петр Верховен-ский».Л.И.Сараскина.