Бакунин, Михаил Александрович

— род. В 1814 г., ум. 19-го июня (2-го июля) 1876 г. Сын губернского предводителя дворянства Тверской губернии, Александра Михайловича Бакунина от брака его с Варварою Александровною Муравьевой, М. А. Бакунин принадлежал к старинному дворянскому роду, владевшему обширными вотчинами в Новоторжском уезде. Проведя детство в родительском доме, откуда он мальчиком нередко исчезал в поисках за романтическими подвигами, Бакунин поступил в артиллерийское училище, в 1832 г. Был оттуда выпущен в гвардейскую артиллерию прапорщиком, тем же чином вскоре за шалости переведен в полевую артиллерию и, проведя в батарее около двух лет в глухом захолустье Западного края, в 1834 г. Вышел в отставку, и зачислился вольным слушателем в московский университет на историко-филологический факультет.

Любознательный и в часы досуга от военной службы изучивший теории французских идеологов, Бакунин в Москве сошелся с Н. В. Станкевичем, имевшим к семейству Бакуниных близкие отношения, и под влиянием Станкевича отдался изучению Гегеля. Врожденная способность к ясному истолкованию самых сухих отвлеченностей обеспечила Бакунину видное положение в Станкевичевском кружке, особенно после отъезда самого Станкевича заграницу. Ближе всего сошелся Бакунин с В. Г. Белинским, плохо владевшим иностранными языками и нуждавшимся в помощи Бакунина при изучении Гегелевой философии. Белинский в 1836—1838 гг. Настолько сблизился с Бакуниным, что одно время даже жил с ним в Москве и дважды проводил лето в Новоторжском имении Бакуниных.

Однако, с другой стороны, дар перерабатывать все вычитанное и узнанное в собственную мысль настолько развил в Бакунине нетерпимость к чужим мнениям, что близость с ним оказалась Белинскому в тягость и между друзьями последовало охлаждение. "Дикая мощь, беспокойное, тревожное и глубокое движение духа, беспрестанное стремление вдаль, без удовлетворения настоящим. Порывание к общему от частных явлений". — так характеризовал Белинский Бакунина за московский еще период жизни этого последнего, и ценил в бывшем своем "философском друге". Особенно высоко "вечно движущееся начало, лежащее в глубине его духа". Живя в Москве открыто и давая там вечеря, на которые собирались представители московских интеллигентных кружков того времени, Бакунин поддерживал близкие сношения с Хомяковым и другими славянофилами, но преследовал идеалы, несовместимые с стремлениями к русской самобытности, так как тяготел весьма решительно к западничеству, хотя в то время и был еще ультраконсервативен в отношении политических убеждений (по свидетельству Панаева).

Из Москвы Бакунин, по вызову Белинского, прислал свою статью о германской философии для напечатания в "Отечественных Записках". (см. ІV книжку за 1840 г.), а вскоре и сам приехал в Петербург, где тогда перед отъездом заграницу жили и другие москвичи. Кудрявцев и Катков. Часто встречаясь с последним у Белинского и Панаева, Бакунин из-за личных отношений затеял с Катковым крупное столкновение, которое чуть не окончилось дуэлью. В том же еще 1840 г. Бакунин отправился заграницу и, поселившись в Берлине — тогдашнем центре "германского любомудрия", — страстно отдался изучению гегельянства. Переселившись вслед за Арнольдом Руге в Дрезден, он, однако же, спустя два года, в статье, напечатанной под псевдонимом "Jules Elysard", выступил с резкими обвинениями против присущей немцам вообще способности политические и общественные злобы дня переводить на почву схоластики и успокаиваться на отвлеченных философских формулах.

Беспокойное "вечно движущееся начало, лежавшее в глубине духа", натолкнуло Бакунина на сближение с немецкими радикалами и социалистическими кружками, что и заставило саксонское правительство выслать Бакунина, в 1843 г., из Дрездена. После пребывания в Швейцарии, где тогда же ютились сторонники социализма, Бакунин в 1845 г. Переселился в Париж и близко сошелся с Ж. Санд, Прудоном и представителями "Горы ", ведшими тогда деятельную агитацию против правительства Людовика-Филиппа. Бакунин в то время, по свидетельству П. В. Анненкова, поражал образованнейших даже французов необычайным диалектическим талантом и глубоким разумением отвлеченнейших философских вопросов. В свою очередь, тесное сближение с радикальными журналами, мастерскими рабочих и ознакомление с модными тогда социалистическими и коммунистическими учениями, привили Бакунину чуждое ему дотоле радикально свободное понимание условий и требований жизни и отрицание первооснов европейской государственности.

Сближение в Париже с польским эмиграционным комитетом, заправлявшим революционным движением в Царстве Польском, Познани и Галиции, превратило Бакунина из революционера-теоретика в практика "революционных дел", так как комитет этот дал исток его энергии, научил его конспиративной практике и доказал ему возможность действовать в этом направлении. Известная речь, произнесенная Бакуниным в годовщину польского восстания 1830 г., 29-го ноября 1847 г., в которой он призывал поляков к совместному "с русскими патриотами". Действию в интересах освобождения Польши и образования общеславянской федерации, повлекла за собою высылку Бакунина из Парижа, по распоряжению Гизо, признавшего, что подобная "необузданная".

Личность даже и во Франции нетерпима. На требование русского правительства вернуться немедленно в Россию, Бакунин отвечал отказом и после кратковременного пребывания в Брюсселе, вместе с Арн. Руге и Карлом Марксом, вернулся перед началом революции 1848 г. Назад в Париж. Поселившись здесь в казарме рабочих, составлявших охрану революционного префекта полиции Коссидьера, Бакунин бестолковым вмешательством во внутренние дела Франции восстановил против себя Коссидьера, который не без остроумия заметил, что Бакунин в первый день революции — просто клад, но на следующий уже день его нужно бы повесить, так как он способен нарушить всякий порядок, кем бы тот ни был заведен. Чтобы положить конец зажигательным речам и бестактным выходкам Бакунина, французское революционное правительство ловко его удалило из Франции под предлогом политической миссии в славянские земли.

С обычным жаром и бестолковостью Бакунин принимал деятельнейшее участие в чешском революционном движении — летом 1848 г., и затем, в Дрездене — весною 1849 г., сражался на баррикадах, обучал военному делу оборонявшихся мятежников и с многословным пафосом навязывал повсюду, куда ни являлся, радикальнейшие политические программы. Вся жизнь его и деятельность определялась "невольными изгибами, независимо от собственных предположений". Его уносило в "неопределенный мистический горизонт". Вера в какую-то "провиденциальную миссию". И в "мистические силы жизни". (Письмо к Анненкову от 28-го декабря 1847 г.). В конце концов, мистический экстаз и погоня за фантастическим преобразованием европейского общества по велениям собственного воображения привели Бакунина к аресту в Хемнице, после подавления дрезденского мятежа, в мае 1849 г.

Саксонские власти приговорили Бакунина к смертной казни, которая была заменена для него, по вступлении на саксонский престол короля Иоганна I, пожизненным заключением, а когда в Австрии открылось следствие о пражском мятеже, Бакунин в 1850 г. Был выдан австрийскому правительству. После продолжительного подследственного заточения в Градчинской и Ольмюцкой крепостях Бакунин, как русский подданный, был передан русским властям и, так как он оставался глух ко всем вразумлениям и не проявлял никакого раскаяния, то в 1855 г. И был сослан на поселение в Восточную Сибирь.Государю Александру Николаевичу было благоугодно открыть Бакунину доступ к государственной службе как раз в ту эпоху, когда ожидались разнообразнейшие общественные преобразования.

Войти, однако же в круг определенных и нормальных отношений и преследовать скромные, действительно направленные на пользу общую задачи, на взгляд Бакунина, оказывалось делом слишком мелким и не имеющим ничего общего с теми мистическими фантазиями, которыми он освящал для себя право отвергать какие-либо регуляторы и нравственный закон, обуздывающий произвол личных хотений. Мечтатель, выродившийся в отвлеченного космополита, не понятного с точки зрения реальных условий человеческого существования и отрицавший все исторические и бытовые условия для определения судьбы и деятельности народов, Бакунин воспользовался удобным случаем и в 1861 г. Бежал из Сибири. С разрешения генерал-губернатора Муравьева, отправившись в путешествие с научною или торговою целью на Амур, Бакунин из Николаевска перебрался в Хако-Дате, а оттуда в Сан-Франциско.1-го января 1862 г.

Бакунин был уже в Лондоне и, радушно принятый Герценом и Огаревым, знавшими его еще по Москве, немало повредил популярности "Колокола", помещением статей в духе крайнего полонофильства и "Голосов из России", обличавших полнейшее непонимание сущности тех общественных интересов, которыми жила Россия в 60-х годах. "Личность Бакунина была странна и замечательна, вспоминает о нем Т. П. Пассек. Умный, начитанный, обладающий даром слова, проникнутый немецкою философиею, он иногда был малодушен как ребенок, которому хочется какого-нибудь дела. Если печатать, то прокламации. Если действовать, то все везде поставить вверх дном. Ничего не щадить, никогда не задаваться мыслью, что из этого может выйти — идти напролом".

Этими увлечениями, очертя голову, плодившимися под влиянием сменявшихся бесшабашных велений разнузданного воображения и объясняются дальнейшие моменты в агитаторской деятельности Бакунина 60-х и начала 70 х годов. Деяния этого отца анархии в конце концов, восстановили против Бакунина даже и в среде европейских демагогов все более умеренные кружки. Во время польского восстания Бакунин пытался побудить шведское правительство на объявление войны России, но среди сборов к отправлению на Литву для революционной агитации был задержан в Мальме и оставался под надзором шведских властей в течение всего польского восстания. Также беспочвенна оказалась публицистическая деятельность Бакунина, когда в 60-х годах, под влиянием воспоминаний о давнишнем общении с московскими славянофилами, он, извратив их стремления, набросился на мысль об единении всего славянства на федеративном начале и о борьбе с "тевтонами", в чем усматривал благое для славянского дела предприятие.Больший успех имела пропаганда социализма, которой Бакунин посвятил себя после 1865 г.

В Италии и Испании. Еще чреватее последствиями оказалась борьба, затеянная им с Карлом Марксом из-за обладания властью в делах международного союза рабочих (с 1869 г. По 1872 г.). Политические идеалы Бакунина вполне вылились в созданном им в 1869 г. "Всемирном союзе социалистической демократии". Этот союз, исповедуя атеизм, должен был упразднить существующие политические государства и общественные классы. Он же стремился уравнять оба пола в правах политических, экономических и социальных и добиться перехода земли, капиталов и всех орудий производства в коллективную собственность сельскохозяйственных и промышленных ассоциаций, к федерации коих и предстояло свести человеческие общества (аморфизм). Ради более успешного проведения в жизнь этой утопии Бакунин предписывал совершение всевозможных насилий в интересах всеистребления (pandestruction) буржуазного строя, восхвалял невежество, превозносил разбойничество, как протест против государственности, а в "Революционном Катехизисе".

Дал законченную программу подпольным деятелям социальной реформы. Согласно началам этого "Катехизиса", как известно, действовал Нечаев, который, кстати сказать, получил на свое печальное предприятие от Бакунина же и 10000 фр. Таким образом, Бакунин, по справедливости, может быть назван теоретическим обоснователем и насадителем тех анархических попыток 70-х и начала 80-х годов, которые вечно останутся памятны России, как тяжкий кошмар. Привлекательная наивность, добродушие, доверчивость и услужливость Бакунина в частном быту, а равно положительные стороны его личности как-то. Отважность упорная энергия, диалектический талант — сказывавшийся, впрочем, в устных беседах, главным образом, — самоотверженное преследование идеалов и т.

Д. — все это могло лишь усугублять пагубное влияние, какое прославленный не по заслугам агитатор оказывал на несозрелых своих почитателей. Продолжительное сидение в 50-х годах в австрийских казематах, бурная жизнь и вечные тревоги пред преследованиями чуть ли не со стороны всех важнейших европейских держав, в разное время заочно приговаривавших его к смертной казни, расстроили в конец богатырское здоровье неисправимого агитатора. В 1873 г. Бакунин почти покинул активную деятельность "апостола анархизма". И поселился на покой в Локарно. Усилившаяся болезнь побудила его приехать летом 1876 г. В Берн и тут, помещенный в госпиталь, он добровольно уморил себя голодом, во избежание дальнейших невыносимых физических страданий.Многочисленные манифесты, воззвания, речи и программы Бакунина, печатавшиеся сначала в "Колоколе", затем в Женевском социалистическом органе "Egalité", в локльской газете "Progrès", а отчасти появлявшиеся в виде летучих листков "подпольного".

Изделия, далеко не обличают в авторе серьезности, какой можно было бы ожидать от славившегося в 40-х годах знатока философских и общественных учений. Эти писания столь же односторонни по полемическим приемам, сколько превратны по существу преследуемой ими антигосударственной цели.Некролог Бакунина (по биографическим данным, рассеянным в "Былом и Думах". Герцена) в газете "Русский Мир", за 1876 г., № 297 и перепечатанный в сокращении в газете "Киевлянин". — Em. De Laveleye. "Le socialisme moderne", Paris, 1883. — Larousse, "Grand dictionnaire encyclopédique". И "Revue encyclopédique". За 1892 г. — Meyer's Conversations-Lexikon. — П. B. Анненков. "H. B.

Станкевич и его переписка". — A. H. Пыпин, "В. Г. Белинский". — Н. П. Панаев, "Воспоминания". — Анненков, "Воспоминания и критические очерки". — "П. В. Анненков и его друзья". — Т. П. Пассек, "Из дальних лет". — "Die Reaction in Deutschland". В "Deutsche Jahrbücher für Wissenschaft und Kunst", 1842, октябрь.В. Штейн.{Половцов}
Бакунин, Михаил Александрович(18 мая 1814 — 1 июля 1876) — революционер-анархист. Сын родовитого помещика, Б. Провел детство в имении Прямухино Тверской губ., Новоторжского у. В 1828 Б. Поступает в артиллерийскую школу в Петербурге, в 1833 производится в офицеры. В 1835 выходит в отставку и, не соглашаясь на предложение отца поступить на гражданскую службу, самовольно покидает отцовский дом и отправляется в Москву учиться.

В Москве Б. Входит в кружок Н. В. Станкевича, под руководством последнего изучает философию, сначала Канта, потом Фихте, наконец Гегеля. После отъезда Станкевича за границу (1837) руководящая роль в кружке переходит к Б. Сделавшись гегельянцем, Б. Проповедует философию друзьям и знакомым, сестрам, братьям, а гл. Обр. В. Г. Белинскому, умственное развитие которого многим обязано Б. Восхитившись знаменитой формулой Гегеля. "что действительно, то разумно, и что разумно, то действительно", Б. Нашел в ней философское оправдание своего консерватизма, взлелеянного помещичьим гнездом. Юношеское мировоззрение Б. Носило густые следы дворянско-помещичьего уклада, отразившиеся в "Предисловии к гимназическим речам Гегеля".

("Московский наблюдатель", 1838). Неправильным толкованием Гегеля Б. Заразил Белинского. Резкая критика А. И. Герцена, указывавшего друзьям на реакционный смысл такого толкования, не поколебала Б., отправившегося в 1840, с помощью того же Герцена, в Берлин для научных занятий. Б. Предполагал позднее получить в России "профессорское место". Но по приезде за границу он сблизился с Арнольдом Руге и другими представителями левой школы гегельянства, делавшими из философии Гегеля революционные выводы. Б. Подпал под влияние новых друзей, заразился атмосферой политической оппозиции и скоро опередил своих друзей на пути политического радикализма. Новые настроения Б. Выразил в статье "Реакция в Германии, Заметки француза", напечатанной в журнале Арнольда Руге "Немецкие Ежегодники".

(1842) за подписью "Жюль Элизар". Статья заканчивалась фразой, сделавшейся знаменитой. "страсть к разрушению — творческая страсть". Почти одновременно с написанием этой статьи Б. В 1842 решает более не возвращаться в Россию. Обратив на себя внимание немецкой полиции, Б. Вместе с Г. Гервегом отправляется в Швейцарию, где знакомится с В. Вейтлингом, безуспешно пытавшимся склонить Б. К коммунизму. В 1843 Б. Скрылся из Швейцарии, за отказ возвратиться на родину был заочно присужден к лишению всех прав состояния и ссылке в Сибирь в каторжную работу с конфискацией имущества. Начинается период эмигрантских скитаний. В Париже Б. Знакомится с выдающимися представителями литературы и политики, в том числе с Карлом Марксом, Жорж Санд, Прудоном и др.

Много занимаясь науками, Б. Ждет своего "часа", чтобы начать осуществление "великого призвания", о котором часто сообщает в письмах братьям и сестрам. 29/XI 1847 Б. Выступает на банкете в память польского восстания, клеймит Николая I и с уверенностью говорит о назревающей революции в царской империи. Чтобы ослабить впечатление речи, царский посол в Париже, Киселев, пустил слух, будто Б. Состоял на службе у рус. Посольства. Эта клевета и была первоисточником, из которого впоследствии неоднократно вновь возникали слухи, бросавшие тень на революционное имя Б. Изгнанный из Франции по требованию России, Б. Возвратился в Париж лишь после Февральской революции 1848. Встречи с поляками, особенно с польским историком Лелевелем, еще раньше пробудили в нем национальное чувство, и революционная деятельность Б.

Окрашивается в национально-славянский цвет. Его главнейшей задачей становится освобождение Польши, разрушение Австрии и царской империи, объединение славян в всеславянскую федерацию. Б. Принимает участие в славянском съезде в Праге в 1848, закончившемся так называемым Святодуховским восстанием 12 июня (в день Св. Духа), — одним из руководителей которого оказывается Б. После его подавления Б. Скрывается в Германии, выпускает "воззвание к славянам", в котором призывает их отказаться от национальной исключительности, отдаться славянской революции, согласовав ее с задачами европейской революционной демократии. В это время слух о мнимом предательстве Б. Проник в газету "Neue Rheinische Zeitung", в виде корреспонденции из Парижа.

Корреспондент ссылался на Ж. Санд. Которая, однако, решительно опровергла напечатанные сведения. К. Маркс, редактор газеты, поместил опровержение Ж. Санд, с припиской от редакции, снимавшей с Б. Подозрения. Кочуя по Европе, преследуемый полицией, Б. Не оставляет своих замыслов, пытаясь организовать восстание в Богемии, собирая около себя преданных людей, посылая в Богемию своих эмиссаров, даже самолично, тайком проверяя тамошнее положение дел. Отсутствие денег препятствовало осуществлению его планов, которые вообще были разрушены неожиданным для него восстанием в Дрездене (4—9 мая 1849). Не предполагая принять в нем участие, Б. Оказался, однако, во главе восставших. После подавления восстания в ночь на 10 мая, Б. И Гейбнер были арестованы в Хемнице и заключены под стражу.

После крепостного заключения в Кенигштейне, Б. В апреле 1850 был приговорен саксонским судом к смерти через повешение. Казнь была заменена пожизненным заключением в тюрьме, а затем он был выдан австрийскому правительству, которое, продержав его больше года в крепостях Праги и Ольмюца (в последней крепости Б. Просидел пять месяцев, прикованный цепью к стене), в свою очередь присудило его к смерти, но заменило казнь пожизненным заключением и в 1851 выдало его царю Николаю I. Узнав, что в России ему не грозит смертная казнь, и встретив после австрийских казематов более мягкое отношение, Б. Загорелся мыслью какой угодно ценой добиться свободы. Царь мечтал раскрыть с помощью пленника нити "польского заговора".

Для этой цели он, через шефа жандармов, графа Орлова, передал Б. Предложение искренно и чистосердечно написать о всех своих прегрешениях, "как духовный сын пишет духовному отцу". Б., намереваясь провести царя, написал объемистую "Исповедь", в которой, прикидываясь раскаявшимся, объяснял свои революционные увлечения незрелостью ума и сердца, стараясь расположить царя в свою пользу. Убедить Николая Б. Не удалось, но удалось показать, что Николай напрасно рассчитывал узнать от него какие-либо сведения, касавшиеся поляков. Оставив Б. В покое, царь приказал навсегда заключить его в одиночку. Многолетние хлопоты родных об освобождении Б. Успеха не имели. После восшествия на престол Александра II, также сопротивлявшегося облегчению участи пленника, Б.

В феврале 1857 написал царю письмо, в котором униженно вымаливал прощение, вновь уверяя в своем полном раскаянии. На этот раз крепость была заменена ссылкой в Сибирь на поселение. Просидев в Петропавловской крепости до 1854, а затем переведенный в Шлиссельбург, Б. В марте 1857 был перевезен в Томск, откуда продолжал писать почтительно-покаянные письма по начальству, добиваясь свободы разъездов по Сибири. Вместо просимого разрешения, он получил право поступить на гражданскую службу канцеляристом 4 разряда. На помощь ему пришел его родной дядя, H. H. Муравьев-Амурский, в то время могущественный генерал-губернатор Восточной Сибири. Он добился перевода Б. На жительство в Иркутск и ввел его в свой круг. Близость к генерал-губернатору и другим чиновникам края оттолкнула в Иркутске от Б.

Демократическую оппозицию с Петрашевским во главе и поставила его в ложное положение, хотя сам Б. Был искренно увлечен Муравьевым-Амурским, вместе с ним мечтая об освобождении славян и о разрушении Австрийской империи. Но Муравьев-Амурский был отозван из Сибири. Потеряв надежду вернуться в Россию, Б. Через Японию и Америку бежал в Англию, оставив в Иркутске жену (Б. Женился в Томске в 1858). В декабре 1861 он был в Лондоне у Герцена и Огарева. По приезде Б. Пытался сотрудничать в "Колоколе", но неудачно. Его статья "Русским, польским и всем славянским друзьям". ("Колокол", февраль 1862) осталась неоконченной, хотя взгляды Б. До польского восстания 63 г. Не были крайними, что видно из брошюры его "Народное дело.

Пугачев, Романов или Пестель?". (1862). Главной своей задачей он по-прежнему ставил освобождение всех славян и объединение их в федеративное всеславянское государство. Б. Договаривался до крайностей панславизма, допуская, при известных условиях, возможность создания всеславянской федерации даже с царем во главе. Главными пунктами его программы в рус. Делах были созыв Земского Собора и освобождение крестьян с землей, которую выкупает государство. Обе эти меры, выдвигавшиеся им как средство мирного разрешения рус. Революционного кризиса, по его скрытому убеждению должны были лишь "развязать". Революцию. Не удалось также Б. Сделаться третьим редактором "Колокола". Умеренному Герцену не по сердцу был экстремизм Б., особенно сказавшийся на участии его в польском восстании 1863.

Б. Ринулся в восстание, видя в нем пролог к всероссийской, а затем и всеславянской революции. Без успеха пытаясь организовать в помощь Польше рус. Легион, он принял участие в экспедиции на пароходе "Ward Jackson", отправившейся из Англии под командой полковника Лапинского с оружием и волонтерами с целью произвести высадку на литовском берегу. Экспедиция окончилась провалом и гибелью значительного количества ее участников. Общая неудача восстания, падение популярности "Колокола", недовольство Герцена, обвинения, которыми осыпали Б. Некоторые польские участники экспедиции, — все это сделало невозможной дальнейшую совместную работу Б. И Герцена. Вместе с тем национальная исключительность польской шляхты, возглавлявшей движение, нанесла сильный удар планам Б.

Организовать всеславянскую революцию. Потеряв почву для деятельности, он вместе с женой, прибывшей к нему из России, отправился в Италию, где пробыл до 1867. В годы 1864—67 Б. Перетряхивает свое мировоззрение, отказывается от славянских теорий, пересматривает свое отношение к государственным формам и к революционной тактике. Именно в эти годы он закладывает основы своего анархического учения, сближается с революционной итальянской молодежью, выступает в итальянской прессе, составляет устав задуманного им всемирного тайного революционного общества, которое должно было покрыть все страны сетью своих отделений, чтобы организовать социальную революцию. Как ядро этого всемирного заговора, Б. Создает в Италии тайное интернациональное революционное братство.

Еще в 1864, встретившись в Лондоне с Марксом, Б. Был принят в Интернационал, получил от Маркса устав и Учредительный адрес и уехал в Италию, обещав способствовать деятельности Международного Товарищества рабочих. Однако, он не сдержал обещания, обратив свою энергию на борьбу с мадзинистами и на создание своего тайного общества, целью которого было "радикальное упразднение всех существующих религиозных, политических, экономических и социальных организаций и учреждений и новообразование сначала европейского, а затем и всемирного общества на основах свободы, разума, справедливости и труда". В 1867 Б. Появляется в Женеве на съезде буржуазной Лиги мира и свободы, где проходит в Центральный Комитет Лиги.

Принимая участие в ее работах, Б. Переносит в Швейцарию свое тайное интернациональное братство, для которого успешно вербует сторонников среди революционных представителей разных наций. Вместе с тем, в июле 1868 он вступает в Женевскую секцию Интернационала. На 2-м Конгрессе Лиги (Берн, 1868) Б. Внес ряд радикальных предложений, которые были отвергнуты. Тогда Б. С 18 своими сторонниками выступили из Лиги и образовали легальный "Международный Альянс (союз) социалистической демократии". С анархической программой. По мысли своих создателей, этот Альянс должен был, как целое, вступить в Интернационал, сохранив свою программу, самостоятельную организацию внутри Интернационала и даже отдельные конгрессы. Генеральный Совет Интернационала отверг эти домогательства.

Альянс был распущен, но продолжало существовать тайное "братство", которое, по плану Б., и предназначалось для невидимого руководства как деятельностью легального Альянса, так и деятельностью всего Интернационала. Признавая за Интернационалом роль организации, сплачивающей рабочих на почве их экономических и профессиональных интересов, Б. За своей тайной организацией оставлял роль невидимого революционного руководителя и вдохновителя. Дальнейшую историю Интернационала заполнила жестокая борьба между течениями, которые возглавлялись Марксом, с одной стороны, и Б., с другой. Лишившись журнала "Народное Дело". (1868), со второго номера перешедшего в руки марксиста Н. Утина, Б. Развивает лихорадочную деятельность, редактирует периодическое издание "Égalité", рассылает своим друзьям в разные страны множество писем, пишет целый ряд статей, привлекает к себе сторонников в Швейцарии (самый выдающийся из его швейцарских последователей — Джемс Гильом), в Италии, Франции, Испании и завоевывает большинство среди швейцарских рабочих Юры.

Увлекая обаянием своей могучей личности, славной историей своего революционного прошлого, Б. Вместе с тем формулировал взгляды и настроения той части европейской революционной демократии, которая в силу отсталых экономических и политических условий своих стран не могла усвоить линию организованного, дисциплинированного, классового рабочего движения. Максимализм Б., требовавший немедленного уничтожения государства, немедленной организации всемирной революции в интересах обездоленных масс, отрицавший период длительной и систематической организации рабочего движения, находил наиболее живой отклик в той части мелкой буржуазии, люмпен-пролетариата и некоторой части плохо оплачиваемых фабрично-заводских рабочих, которые особенно сильно страдали от поступательного шествия капитала и поэтому склонны были прибегать к крайним мерам борьбы, продиктованным отчаянием.

Не удивительно поэтому, что наибольший успех Б. Имел в странах, наиболее отставших в своем экономическом развитии. Стремясь к немедленному уничтожению государства, отрицая целесообразность политической борьбы и захвата государственной власти, Б. Полагал, что чернорабочие и крестьянские массы Италии, Испании, России и других стран готовы к социальной революции, — стоит только поднять ряд удачных восстаний в разных местах. "Мы призываем анархию, — писал он, — убежденные, что из этой анархии, т. Е. Полного выражения разнузданной народной жизни, должна выйти свобода, равенство, справедливость, новый порядок". Главной движущей силой социальной революции, по Б., был не организованный фабрично-заводский пролетариат, спаянный в крепкую политическую организацию, а крестьянские и преимущественно чернорабочие массы, нищенский пролетариат, в котором, по мнению Б., и заключался "весь ум и все будущее социальной революции".

Признавая мудрой стихийную революционность крестьянских масс, проявившуюся в бунтах Разина и Пугачева, проявлявшуюся даже в рус. Разбойничьем мире, Б. Стремился внести в беспорядочное народное бунтарство план, организацию, чего хотел достигнуть созданием сети тайных обществ, которая охватила бы всю Европу, а по возможности и Америку, и превратила бы разрозненные восстания в международную социальную революцию. А когда революция не оставит ничего из существующих форм и будут уничтожены все государства и власти со всеми "политическими, юридическими, бюрократическими и финансовыми учреждениями", — тогда на развалинах старого мира возникнет новая жизнь, но организованная по принципу свободы, не сверху вниз, не от центра к окружности, а снизу вверх, от окружности к центру, путем революционной федерации, которая обнимет все страны, не считаясь с национальными границами и различиями, и "образует новое отечество — Союз Всемирной революции против союза всех реакций".

Но, добавлял Б., "для установления этого революционного союза и для торжества революции над реакцией необходимо, чтобы среди народной анархии, которая будет составлять самую жизнь и всю энергию революции, она имела свой орган единства идей и революционного действия". Таким органом должна была служить тайная международная организация Б., которая противопоставлялась Международному Товариществу рабочих. Перед лицом успешной пропаганды Б., деятельность его возбуждала среди противников сильное недоверие, подогреваемое старыми подозрениями, возникавшими после 1849. Недоверие к Б. Нашло новую пищу в отношениях Б. К Нечаеву. Последнему удалось ввести Б. В заблуждение как относительно размеров революционного движения в России, о котором Б.

Продолжал мечтать, так и относительно своих методов работы. Сблизившись с Нечаевым, Б. Способствовал передаче ему части денег, хранившихся у Герцена на революционные цели (т. Н. Бахметьевский фонд), выдал Нечаеву за своей подписью документ от имени Всемирного революционного союза для облегчения его работы в России, пытался даже вовлечь дочь А. И. Герцена в конспирацию с Нечаевым, написал в сотрудничестве с последним "революционный катехизис", в котором довел до конца логику положения, что хорошая цель оправдывает дурные средства, но вскоре, разглядев нечаевскую манеру вербовать людей с помощью шпионажа, захвата документов и т. П., отшатнулся от него, с жаром принявшись внушать своим друзьям недоверие к Нечаеву.

Связь с Нечаевым повредила Б. Достаточно вспомнить, что Нечаев обвинялся в убийстве студента Иванова, которое оттолкнуло от него многих революционеров, что сам же Б. Обвинял потом Нечаева в мошенничествах и темных делах, что самого Б. Подозревали в стремлении захватить с помощью тайной организации руководство в Международном Товариществе рабочих, что на почве недоверия к нему от времени до времени вспыхивали отголоски давнего клеветнического обвинения его в предательстве. Наконец, печальный финал имела история с переводом "Капитала", за который, под влиянием нужды, взялся Б. Уговорив Б. Бросить перевод и целиком отдаться революции, Нечаев обещал уладить дело с издателем, пригрозив последнему смертью, если тот будет требовать обратно неотработанный аванс.

Все это на фоне жестокой борьбы, кипевшей в Интернационале, давало противникам Б. Богатый материал для подозрений и обвинений, что, впрочем, не препятствовало Б. Быть любимым вождем в кругу своих последователей, разделявших его вражду к Генеральному Совету Интернационала. Вражда сопровождалась борьбой на конгрессах и целым рядом столкновений внутри организаций, ожесточенными выступлениями в прессе. На конгрессе в Шо-де-Фон в 1870 романская федерация Интернационала раскололась по вопросу о принятии в Интернационал женевской секции Альянса. Исключение Б., Жуковского и Перрона из женевской секции Интернационала подлило масла в огонь. Большинство романской федерации (сторонники Б.) образовало Юрскую федерацию, сыгравшую знаменитую роль в истории борьбы марксистского и бакунистского течений в Интернационале.

В январе 1871 Генеральный Совет разослал "конфиденциальное сообщение", направленное против Б., а на Гаагском конгрессе в 1872 был поставлен вопрос вообще о дальнейшем его пребывании в Интернационале. Комиссия, рассмотрев материал о деятельности Б., собранный Н. Утиным, признала обвинения основательными, и конгресс исключил Б. И Гильома. Насколько обвинения Б. В дезорганизаторской деятельности были основательны ("этот гражданин пытался основать и, м. Б., основал в Европе общество под названием "Альянс". С уставом совершенно отличным в социальном и политическом отношении от устава МТР"), настолько несправедливо было обвинение в мошенничестве (история с авансом за перевод "Капитала").

Здесь Б. Страдал за нечаевский метод ликвидации расчетов, в котором он повинен не был. — Недостаточно знакомый с учением Маркса, Б. В своей борьбе напирал на его "государственность", в полемическом ослеплении он отождествлял марксизм с "пангерманизмом", в победе марксизма видя победу ненавистного ему "государства". Франко-прусская война 1870—71 гг. Вызвала взрыв страстной энергии Б. Вместе с прусскими победами в его глазах одерживал верх государственный принцип насилия над принципом свободы. Спасение Франции, а вместе с ней спасение свободы Б. Видел в революционном восстании франц. Крестьян и рабочих, в разрушении государственного механизма, в осуществлении его идеала революции. Он рассылает своим друзьям в разные страны многочисленные послания, призывая их организовать помощь франц.

Революции, печатает во Франции брошюру "Письма французу о настоящем кризисе". (сентябрь 1870), принимает личное участие в лионском восстании, подписывает вместе с другими прокламацию, первый пункт которой объявлял упразднение государственной машины, а после неудачи восстания отправляется в Марсель, где безуспешно ожидает нового взрыва и, наконец, спасаясь от полиции, возвращается в Швейцарию разбитый и разочарованный. Восстание Парижской Коммуны уже не воодушевило Б. Он предвидел ее гибель. — Вслед за исключением Б. И Гильома из Интернационала и переводом Генерального Совета в Нью-Йорк бакунисты начинают бешеную борьбу с Генеральным Советом, созывают свои конгрессы, создают свой антиавторитарный Интернационал, к которому примкнули федерации испанская, бельгийская, юрская, английская, голландская и итальянская.

Раскол оказался гибельным для Интернационала, формально закончившего свое существование в 1876. Ненадолго пережили его организации бакунистов. В 1877 они собрались на последний конгресс. Годы, последовавшие за Парижской Коммуной, были годами расцвета литературной деятельности Б. Разгром Коммуны и борьба с Марксом были толчком, заставившим его приняться за систематическое изложение своих воззрений. В годы 1871—74 им написаны крупнейшие работы. "Кнуто-германская империя и социальная революция", "Государстве.