Елпатьевский Сергей Яковлевич

Известный писатель. Род. В 1854 г. В семье дьячка. Учился на медиц. Факультете Московск. Унив. Литературная деятельность Е., начавшаяся в "Нов. Обозрении" 1881 г., была прервана тюремным заключением и ссылкой в Вост. Сибирь. В конце 80-х гг. Е. Поселился в Нижн. Новгороде. Последние годы живет в Ялте, где много сделал для организации санаториев и бесплатной медицинской помощи неимущим больным. На Пироговском съезде 1905 г. Е. Был избран председателем. С средины 1880-х гг. Е. Поместил ряд очерков и рассказов в "Сев. Вестн.", "Рус. Мысли", "Вестн. Евр.", а главным образом в "Рус. Богатстве" и "Рус. Ведомостях". Они собраны в отдельно вышедших книгах. "Очерки Сибири" (2 изд., 1893 и 1897), "Очерки и рассказы" (СПб., 1898), а затем вошли в состав изд.

Товариществом "Знание" 3 томов "Рассказов" Е. (СПб., 1904). Отдельно выходили также небольшие рассказы Е. "Спирька" (СПб.), "В кухне" (Вятка, 1901), "Савелий" (М., 1901) и др. Наибольший литературный интерес из написанного Е. Представляет I том собрания его рассказов, где сосредоточены очерки из сибирской и тюремной жизни. Здесь с лучшей стороны развернулся лирический элемент симпатичного таланта Е. В противоположность другим подневольным туристам — напр. Короленко, на которого Сибирь произвела огромное впечатление своей романтически-дикой величавостью, — на Е. Сибирь навела, главным образом, ужас. В прекрасных сибирских его пейзажах ярко передана жуткая тоска, которую нагоняет сибирское безлюдье, эти тысячи верст без жилья, "огромное и пустое ничто" — сибирская тайга, столь страшная глухим непрерывным шумом и каким-то особенным "угрожающим воем", точно ревет "расходившийся, растревоженный зверь".

Впрочем, пожив несколько лет в Сибири, Е. В некоторых своих рассказах ("Снегурочка") сумел и вполне объективно отнестись к своеобразному обаянию сибирской тайги для людей, привыкших с детства к ее дикой красоте и свободе. Рядом с ужасами угрюмой сибирской природы, Е. Ярко очерчивает ужасы сибирской жизни в тех "якобы городах", где приходится устраивать свою резиденцию подневольным туристам. Вот доктор, который попал в столицу остяцкой тундры — "окаянный город". Человек очень живой и интеллигентный, он кончил тем, что женился на остячке, сам почти превратился в остяка и целый день не выходит из полузабытья, прерываемого только приемами спирта. Рыжов, из талантливого рассказа "Гектор", был юноша полный сил и огня.

Он попал в грозную, мерзлую тайгу из далекой стороны, "оттуда, где звенит жаворонок над весенними полями и кричит перепел в спеющей ржи, где так сладко пахнет цветущая яблонь и так страстно поет соловей песнь любви в тихой заросли пруда". Юноша страстно верил в наступление того времени, "когда люди сойдутся на обновленной ниве и запоют светлый гимн любви". Но вой тайги в те бесконечно-длинные полярные ночи, которые он проводил в своей жалкой избушке в обществе единственного друга своего — черного пса Гектора, — радикально изменил его мысли. "Ему становилось все яснее и яснее, что то, во что он верил, обмануло его, и чего он ждал, не приходило". И он "перестал хотеть жить" и "перестал жить". Полна была прежде сил и жажды жить и та супружеская чета, которой посвящен лирический рассказ "Едут".

Она совершает длинный и утомительный обратный путь в "Россию" из затерянного на далеком севере тунгусского села, где они схоронили и детей своих, и все настроение молодости. Впечатлительная натура мужа не выдержала испытания, он почти впал в безумие, а надломленная, преждевременно состарившаяся жена преисполнена одного только желания. "отдохнуть бы немного. Забыть. Забыть". Даже в крайне несимпатичных ему "уголовных дворянах" Е. С истинной гуманностью следит за ощущением могильного холода, которым обдает Сибирь всякого, кто не по своей воле туда попадает и должен порвать со всем прошлым. В тюремных наблюдениях своих Е., склонный вообще к сентиментальности, Е. Мало замечает те ужасы нравственного падения, которые отметили Мельшин, Дорошевич и др.

В его изображении тюрьма очень уже приглажена и добродушна. II-й том рассказов Е. Посвящен по преимуществу той эволюции общественной жизни, которую автор застал, когда в конце 80-х гг. Вернулся в Россию. Характерно превращение добродушного либерального земца Рукавицына ("Миша") в грозного патриота своего отечества, который громит окраины, падение родительского авторитета в деревнях и т. П. Еще более разительная перемена произошла с героем рассказа "Спирька". Когда-то он был просто смышленым, ничем не брезгавшим плутом. Теперь он видный и известный представитель российской "промышленности". Прежде он просто драл с живого и мертвого, а теперь он наслышан о том, что государство должно его, Спирькину, деятельность поощрять всячески.

Завелся, впрочем, и "Служащий" (рассказ того же названия) совсем нового рода. С сознанием собственного достоинства, с жаждой образования, с общественными запросами. Общественные типы Е., в особенности "Спирька", обратили на себя внимание, но с чисто-художественной стороны они разработаны довольно схематично и слишком сильно отзываются публицистикой. Гораздо художественнее своеобразный, всегда сквозь слезы, юмор некоторых рассказов Е., не претендующих на общественное значение. В ряду их особенно выдается прекрасный рассказ "В кухне", где вперемешку идет психология рысака, пса Тамерлана и глухой, одинокой кухарки Орины, для которой кроме "Тамерлонушки" не осталось ни одной радости в жизни. Весь третий том "Рассказов" Е.

Посвящен воспоминаниям детства, проведенного в деревне, в духовной и крестьянской среде. Эти воспоминания мало удались автору. Пиететное отношение к близким людям явно парализовало свободу бытописателя.С. Венгеров..