Инцест

(лат. In, «не» и castus, «благопристойный»), кровосмешение, т. Е. Брак или половая связь ближайших кровных родственников или - в расширительном смысле - всякий интимный союз людей, слишком близких по принятой классификации, в повседневной практике нарушающий нормы экзогамии, представлен в мифологии разнообразными сюжетами, различающимися по характеру родственных отношений (И. Родителей и детей, брата и сестры, свойственников и т. П.) и по ситуации. Во времени мифическом совершаются межродственные браки, которые не являются нарушением норм. Это прежде всего - браки первопредков, представляющих собой единственную пару на земле (ср., напр., брат и сестра Фуси и Нюйва, брат и сестра Олрун и Одудува, дети Адама и Евы), так что происхождение богов и (или) людей зависит от их по необходимости кровосмесительного союза - сакрального И.

(известны также «повторения» этой ситуации, когда от И. Происходит новое поколение людей после «конца света» или подобных катастроф, ср. Лот и его дочери). Эта ситуация «непреступного» И. Соответствует снятию брачных и иных запретов в наиболее важных ритуалах, и с ней как с прецедентом связаны инцестные браки в различных царских традициях (напр., у фараонов, у инков. Такие браки могли существовать на практике или быть просто этнографической легендой. Легенды такого рода весьма характерны и для случаев осуждаемого И. Один из частых способов описания варварства чужого этноса - это приписывание ему беспорядочных браков, не связанных табу И.). С другой стороны, в архаичных мифологиях представлены и сюжеты, в которых И.

Запретен, а также варианты, где один и тот же герой совершает сакральный И. Как первопредок и запретный и наказуемый И. Как трикстер (ср. Ворон). В «социогенных» мифах, объясняющих возникновение экзогамии, неудачному браку на родной сестре противопоставляется кросскузенный брак или брак с «чужой» женщиной (ср. Историю женитьб Эмемкута в мифологии коряков и ительменов). В героических мифах И. Служит проявлением повышенного эротизма героя, указывает на его особую силу, но одновременно является и нарушением табу - инцестуальные действия могут быть мотивацией временного изгнания героя из социума, трудных задач, поставленных ему отцом, и т. П. (см. Инициация и мифы).Наиболее характерный тип инцестного сюжета в развитых мифологиях связан с отношением к И.

Как к преступлению, стремлением избежать его и всё-таки совершением И., чаще всего по неведению. Это подразумевает наличие в сюжете сложной системы обоснований случившегося, часто включающих предсказание И. И попытки предотвратить его. Если речь идёт об И. Матери и сына, сюжет предполагает их разлучение, влекущее за собой неузнавание при встрече, следствием чего и становится И., как в классическом примере мифа об Эдипе. Несколько разнообразнее варианты И. Брата и сестры, который (как в мифе о Сатане и Урызмаге или в русской балладе о Василии и Софье) не обязательно предполагает неведение (но ср. В той же традиции русских баллад - «Братья-разбойники и сестра». Братья нападают на путешественников, убивают мужа и овладевают женой, которая оказывается их сестрой).По количеству теоретических интерпретаций И.

Превосходит, видимо, все другие мифологические темы. Попытки найти объяснение этому сюжету в исторической или этнографической действительности (напр., в групповом браке, само существование которого теперь подвергается сомнению) явно не соответствуют материалу, т. К. Инцестный сюжет связан именно с нарушением запрета или отнесён к мифическому времени. Миф выступает в качестве коллективного «фиктивного» опыта, мысленного эксперимента, рисующего последствия нарушения табу и таким образом демонстрирующего «от противного» необходимость его соблюдения. Особенно существенную роль играл инцестный сюжет в психоаналитической теории 3. Фрейда, рассматривавшей его как реализацию в мифе подсознательного инцестного стремления, эдипова комплекса, который признавался универсальным (универсальность его уже в 20-х гг.

Опровергал английский этнограф Б. Малиновский). Ряд важных соображений об И. (главным образом на материале мифа об Эдипе) высказывался В. Я. Проппом, К. Леви-Стросом, американским учёным Т. Тёрнером. Однако важно отличать интерпретацию конкретного греческого мифа об Эдипе и темы инцестного брака матери и сына в мифологии вообще. Отличительная особенность эдипова сюжета (и близких к нему версий в других традициях, напр. В мифах бразильского племени бороро) - неразрывная связь И. И отцеубийства («переоценки» кровного родства в мотиве И. И «недооценки» родственных отношений в мотиве отцеубийства, по Леви-Стросу, существенной не только для данного мифа, но и для более широкого его контекста - всей истории рода Кадма). Между тем в ряде сюжетов эта связь не обнаруживается, и отец устраняется из сюжета каким-либо иным способом (он может быть мёртв к началу действия, как в сербской легенде о Симеоне-найдёныше, уйти в паломники или монахи и т.

П.) или даже вообще остаётся живым участником сюжетного развития (миф об Алика и его сыне Йуругу у западносуданских догонов). Важнее другое сочетание мотивов, которое в эдиповом сюжете отсутствует. Сын, совершающий И. С матерью, часто оказывается плодом И. Брата и сестры (ср. Католические легенды о папе Григории) или отца и дочери (легенды о святом Альбане и некоторые сюжеты в «1001 ночи») - разные виды И. Тяготеют к объединению в один сюжет. Связь И. С отцеубийством побуждает исследователей рассматривать его как интерпретацию обычаев престолонаследия (убийство старого царя новым, при котором мать оказывается лицом, передающим право на престол через брак, - В. Я. Пропп) или отношений поколений (вытеснение старшего поколения младшим - Т.

Тёрнер). В какой-то мере И., конечно, связан с этими темами. Например, престолонаследие присутствует как одна из важных тем в таких модификациях сюжета, как миф о Федре и Ипполите (ср. Сюжет с участием Шируйя в «Хосров и Ширин» Низами), где фигурирует И. Со свойственником (в некоторых случаях намерение И. Или ложное обвинение в нём, ср. Историю Сванхильд и Рандовера в «Саге о Вёльсунгах»), причём там, где свойственником является не мачеха, а жена брата, - это всегда жена старшего брата (как в древнеегипетской «Повести о двух братьях»). Ср. Также связь И. С темой власти в таких поздних филиациях мифа, как «Царь Эдип» Софокла.Существенные моменты, которые следует учитывать в анализе поздних форм инцестных сюжетов, - это их связь с мотивом предсказания об опасности родителям со стороны ожидаемого ребёнка (легенда об Андрее Критском, украинские и финские сказки) и часто с мотивом общественного бедствия.

Сначала герой спасает народ от бедствия (Эдип и Сфинкс), но впоследствии весь коллектив наказывается другими напастями за преступный брак героя. Неведение своего происхождения, следствием которого становится И., антиномически связано с особым знанием или мудростью, которыми наделён герой, - это относится не только к загадкам Сфинкс, но и, например, к сказкам о предотвращённом И. (человек понимает язык птиц, подслушанный им разговор птиц предотвращает И.). Вообще любое нарушение табу может указывать на подлинное избранничество (как и другие отклонения от нормы, ср. Гомосексуальную связь шамана и его божества), а равно и на ложное самообожествление. Как всякое нарушение табу, И. Обладает определённой амбивалентностью.

Герой, совершивший И., может эволюционировать к крайним степеням добра (к святости, например история папы Григория) или же - зла (ср. Введение И. В славянские биографии «Юды» - Иуды). И. Связан также с противопоставлением цивилизованного человеческого общества дикому (отсюда и помещение сакрального И. В «начало времён») и, по мнению Леви-Строса, с отрицанием «автохтонности» происхождения человека (однополости воспроизводства, вырастания из земли). Психоаналитические интерпретаторы со своей стороны усматривают в И. Мотив «возвращения в утробу» и видят в нём главный смысл эдипова комплекса.Лит. Аверинцев С. С., К истолкованию символики мифа об Эдипе, в сб. Античность и современность. К 80-летию Ф. А. Петровского, М., 1972.

Топоров В. Н., О структуре «Царя Эдипа» Софокла, в кн. Славянское и балканское языкознание. Карпато-восточнославянские параллели. Структура балканского текста, [в. 4], М., 1977. Пропп В. Я., Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946. Его же, Эдип в свете фольклора, «Ученые записки Ленинградского государственного университета», № 72. Серия филологич. Наук, в. 9, Л., 1944. Его же, Фольклор и действительность, М., 1976. Левинтон Г. А., К проблеме изучения повествовательного фольклора, в сб. Типологические исследования по фольклору. Сб. Ст. Памяти В. Я. Проппа, М., 1975. Ярхо Б., «Эдипов комплекс» и «Царь Эдип» Софокла (О некоторых психоаналитических интерпретациях древнегреческой трагедии). «Вопросы литературы», 1978, № 10. Levi-Strauss С., The structural study of myth, в его кн.

Structural anthropology, N. Y., 1963, в рус. Пер. Леви-Стросс К., Структура мифов, «Вопросы философии», 1970, № 7. Meletinskij E. М., Die Ehe im Zaubermärchen, «Acta Ethnographica Academiae Scientiarum Hungarical», 1970, t, 19. Malinowski В., The sexual life of savages in North-Western Melanesia, L., 1929. Turner T. S., Oedipus. Time and structure in narrative forms, в кн. Forms of symbolic action, Seattle-L., 1969. Jakobson R., Linguistics in its relation to other sciences, в сб. Actes du Xeongres international des linguistes, t. 1, Bucarest, 1969. Rank O., Das Inzestmotiv In Dichtung und Sage, 2 Aufl., Lpz.-W., 1926. Mullah у Р., Oedipus-Myth and complex, N. Y., [1955]. Lessa W. A., Oedipus-type tales in Oceania, «Journal of American Folklore», 1956, v.

69, № 271. Stephens W. N. The Oedipus complex. Cross-cultural evidence, Glencoe, 1962. Roheim G., Psychoanalysis and anthropology, N. Y., 1950. Simonis J., Claude Levi-Strauss ou la «passion de l'inceste». Introduction du structuralisme. P., [1968]. Levi-Makarius L., Le sacré et la violation des interdits. P., 1974.Г. А. Левинтон.(Источник. «Мифы народов мира».).