Каледин Алексей Максимович

(дон.) - род. 12 октября 1861 г., ст. Усть-Хоперской, хут. Каледина. Генерал от кавалерии. Донской атаман. Военное образование получил в Воронежском кадетском корпусе и в Михайловском артиллерийской училище, из которого после производства в чин хорунжего, вышел на службу в 3а6айкальскую каз. Батарею. В 1889 т. Закончил курс Военной Академии. Служил в штабе Варшавского военного округа и в должности старшего адъютанта Донского Воскового штаба. Три года провел в Управлении резервной пехотной бригады, после чего в 1903 г. Назначен на пост начальника Новочеркасского юнкерского училища. От 1910 г. Командовал бригадой 11 кавал. Дивизии. На фронт Первой Мировой войны выступил во главе 12 кав. Дивизии. Ген. Деникин писал. "В победных реляциях Юго-Западного фронта все чаще упоминались имена двух кавалерийских начальников - и только двух, - графа Келлера и Каледина, одинаково храбрых, но совершенно противоположных по характеру.

Один пылкий, увлекающийся, иногда безрассудный, другой спокойный и упорный. Оба не посылали, а водили войска в бой". В рядах наступающих полков ген. К. Был ранен ружейной пулей. Таким же он оставался, будучи командиром 12 корпуса и даже став командующим 8 армии. На этот пост он был назначен весною 1916 г., вместе с производством в чин генерала от кавалерии. 23 мая того же года его армия прорвала фронт под Луцком и оттеснила австрийцев далеко в глубь Галиции. За руководство боевыми операциями ген. К. Получил высокие награды, ордена св. Георгия 4-й и 3-й степеней. Когда началась революция 1917 г. Ген. К., по мнению своего начальника Брусилова, "потерял сердце и не понял духа времени". Новые порядки не пришлись по душе заслуженному и боевому генералу.

Революция противоречила его политическим взглядам, нарушила все его жизненные планы. Он откомандировался в Военный Совет и вскоре уехал на юг. На Дон ген. К. Прибыл во время заседаний Первого Донского Круга. Депутаты встретили его долгими овациями. Наблюдая парламентарную стройность работ Народного Собрания, веря в свой народ и уступая уговорам М. П. Богаевского и других Казаков ген. К. Согласился принять пост Донского атамана. 19-го июня Донской Круг вручил ему грамоту, где значилось. "По праву древней обыкновенности избрания Войсковых атаманов, нарушенному волею царя Петра I в лето 1709-е, и ныне восстановленному, избрали мы тебя нашим Войсковым атаманом". Его личные потери и ущемленные амбиции несколько возмещались доверием и сердечностью народных представителей.

Он не был гордым сановником и чувствовал себя среди них своим человеком, скромным Казаком, первым среди равных исполнителем долга и народной воли. Очевидцы рассказывали. "На Круге атаман выслушал приветствие старообрядца-начетчика Кудинова и, благодаря за ласковое слово, подал ему руку. Тот ответил ему рукопожатием и, вдруг, наклонившись поцеловал руку атамана. Ген. К. Наклонился тоже и в свою очередь поцеловал руну Кудинову. Круг разразился бурной овацией своему атаману". Однако, оказалось, что атаман К. Будучи безукоризненно честным человеком высокой культуры, будучи замечательным полководцем и большим русским патриотом, не мог сразу стать политическим светилом революционного времени, не мог найти отвечающие моменту идеалы и провозгласить лозунги, способные поднять, усталый от пережитой войны, народ на новую борьбу.

Соблюдая по привычке преданность России, атаман готов был не щадить живота своего для спасения отечества. То же самое он хотел бы видеть и у Казаков, не считаясь с их частными насущными интересами, Выступая на Московском Совещании в августе 1917 г. От имени всех казачьих Войск атаман К. "говорил об угрожающем положении России о ее великом прошлом и великом будущем, о Казаках и их роли "в общей борьбе за Россию, о предательстве большевиков, о борьбе с ними до конца и т. Д." (Бурцев). Но в декларации, прочитанной ген. К-ным, не указывалось ясно, о какой России шла речь и требовалась отмена многих "завоеваний революции". Это дало основание правительству Керенского, обвинить Донского атамана изменником революционной родины, потребовать суда над ним, угрожать нашествием на Дон войск двух мобилизованных для этого военных округов.

В декларации на Московском Совещании обещалось жертвенное служение Казаков для "спасения России". Но казачьи массы после революции не ставили себе таких широких задач. Война надоела и им, а большевики провозглашали заманчивые лозунги и обещания. Они утверждали, что именно мир спасет утомленный народ от дальнейших бедствий, а коренные социальные реформы принесут ему счастливую жизнь. Казаки тоже были утомлены войной и тоже требовали ряда реформ, облегчающих их экономическое положение. А вместе с тем, ген. К., сторонник войны до победного конца, боясь нарушить целость Русской армии, не соглашался отводить казачьи полки с фронта и сосредоточить их на Дону. Они возвращались с фронта позднее, сомневающиеся в своем атамане и правительстве.

Разойдясь по домам, бойцы отдыхали в тепле родных куреней. 3 месяца выжидали и присматривались. Хотели остаться в состоянии нейтралитета до выяснения действительного лица и намерений новой русской пооктябрьской власти. Смотреть и ждать, прежде чем принять решение, народ имел право, но не этого требовала политическая обстановка, не этого ожидал атаман. Избирая его своим вождем казачьи представители гордились им, верили в его политическую мудрость, в его казачий демократизм, в его способность вести и побеждать, но ничем не могли помочь ему в беспросветной обстановке того времени. Торжественно врученная власть оказалась миражем. Давалось право управлять и приказывать, а послушания можно было ожидать только от небольшой группы из числа зеленой молодежи, рядовых и офицеров.

Невозможно было провести никакие реальные мероприятия. Со стороны Временного Правительства приходили оскорбительные обвинения и упреки. Эластичный политический деятель принял бы обиды, как необходимое зло, но атаман понимал их, как личные оскорбления. И вставало в душе ненарушимое правило кодекса офицерской чести. Если не сможешь смыть оскорбление кровью обидчика, искупи его собственным расчетом с жизнью. Пришли тяжелые дни борьбы малыми силами с потоками большевистских полков. Они были политы обильно драгоценной кровью казачьей молодежи. В январе 1918 г. Создалась совсем безнадежная обстановка. Партизанские отряды таяли и никто, кроме ген. II. X. Попова, не хотел верить в возможность восстания рядовых казачьих масс.

С выступлением Голубова исчезла последняя надежда на народную поддержку. 29 января по ст. Ст. Атаман К. Сложил свои полномочия и покончил с собой в тот же день выстрелом в сердце..