Мирский (святополк-мирский) Дмитрий Петрович

(15.8.1890, с. Гиёвка, Харьковской губ. - 1946 (?), Дальневосточный Гулаг 1по др. Св. 1952, Коми]) - литературный критик, публицист. Князь, принадлежал к древнему роду, который восходит к Святополку Окаянному (IXX вв.). Сын государственного деятеля, министра внутренних дел в 1904-5 Петра Даниловича Святополка-Мирского, В 1906 поступил в 1-ю петербургскую гимназию, сотрудничал в ученическом журнале «Звенья». С 1908 студент факультета восточных языков Петербургского университета (специальность - китайский язык). Литературные взгляды и вкусы М. Формировались в «Обществе свободной эстетики» при журнале «Аполлон» (1909-17). В 1911 издал книгу стихов, в которой явно влияние символизма и акмеизма. Тогда же Н.Гумилев в «Рецензиях на поэтические сборники» охарактеризовал ее как изящный, построенный «на плавной смене отточенных и полнозвучных строф» сборник, но с зауженным горизонтом, с отказом от острых переживаний и волнующих образов, как будто автор «боится признать себя поэтом...».

М. Высоко оценил критику Гумилева - в отличие от скупой, по его мнению, на конкретные указания критики В.Брюсова. Бросив университет, М. Поступил в 4-й Гвардейский полк в Царском Селе и стал офицером. В 1913 вернулся в университет, изучал классическую филологию на историкофилологическом факультете. В мае 1914 сдал экзамены по античной литературе. Летом 1914 мобилизован, послан на Западный фронт, в 1916 ранен, после выздоровления вернулся в свой полк в Царском Селе. Вскоре за либеральные взгляды переведен на Кавказ. В 1918 демобилизовался, вернулся в Гиёвку, осенью получил диплом в Харьковском университете. В 1919-20 офицер армии Деникина, по некоторым данным, начальник штаба дивизии. Летом 1920 эмигрировал в Афины, присоединившись к своей семье.

В октябре 1922 (при содействии русиста, переводчика Мориса Бэринга) приехал в Англию, где до 1932 преподавал в Лондонском университете - читал курс русской литературы в Королевском колледже и Школе славистических исследований. Г.Козловская, учившаяся в Лондоне, вспоминала. «Мне посчастливилось прослушать несколько его лекций о Толстом и Достоевском, которые он читал на английском для студентов Лондонского университета. Это было такое проникновение, озаряющее до самого дна творческую суть и характер двух русских гениев, что это не имело ничего общего с литературоведческими разборами других. Он сам, его речь, потрясающая по своей стилистике, каждая мысль, все это творилось у вас на глазах как ослепительное создание искусства.

Зал, где он читал, всегда был набит до отказа, студенты всех факультетов бросали все, чтобы протиснуться, прилепиться на подоконниках и при распахнутых дверях стояли, не шелохнувшись, на площадке и на лестнице. Когда он кончал, молодежь обступала его тесным восторженным кольцом и, не отпуская, аплодировала безудержно и самозабвенно». Получил признание в лондонских литературных кругах, печатался в журнале «Criterion», издававшемся Т.С.Элиотом, в университетских славистических журналах, опубликовал на английском языке книги «Современная русская литература 1881-1925» (1926) и «История русской литературы с самых ранних времен до Достоевского» (1927), до сих пор переиздающиеся и переведенные на др. Языки, несколько антологий русской поэзии.

Считал самым значительным направлением в 1900-10 символизм, называя этот период «золотым веком эстетики и экономики». С символизмом связывал все живое и талантливое в русской литературе, прослеживая истоки прозы 191 7-24 в творчестве А.Ремазова, А.Белого, Я.Замятина. Влияние М.Горького закончилось, по его мнению, к 1910. Важную роль в формировании литературно-критических взглядов М. Сыграли поэзия и критика Т.С.Элиота, которого М. Называл величайшим поэтом послевоенной Европы. Элиот подвел его к пониманию «трудной» поэзии модернизма, Влияние Элиста очевидно в книге М. «Русская лирика. Маленькая антология от Ломоносова до Пастернака» (Париж, 1924), в которой он представляет литературу вне времени, выстраивая единый ряд в пространственной перспективе.

В критике М. Видел сотворца поэта. Живя на родине «новой критики» и наблюдая зарождение «формального метода в литературоведении» на Западе, развивал его элементы в своих работах. Как и русские формалисты (Б.Эйхенбаум, Ю.Тынянов), выявлял значение «второстепенных» поэтов - Н.Языкова, В.Кюхельбекера, К.Павловой, Н.Огарева, И.Тургенева, В.Бенедиктова, К.Случевского. Благодаря частым поездкам в Париж был активным участником русской эмигрантской литературной жизни. С 1924 печатался в журналах «Современные записки», «Звено», «Воля России», «Благонамеренный», в 1928-29 - в еженедельнике «Евразия» (один из основателей и редакторов). Дружил с «красавицей тринадцатого года» С.Андрониковой, /7. И В.Сувчинскима, которые познакомили его в 1925 с М.Цветаевой (ранее писал о ней, как о «талантливой, но безнадежно распущенной москвичке»).

Влюбился в Цветаеву и стал яростным защитником ее поэзии. Рассматривал ее творчество в контексте русского модернизма, в связи с поэзией Блока, Маяковского, Пастернака. Первый оценил новый этап в ее творчестве, когда прежнюю легкость стиха сменила плотная, многослойная, философская глубина, масштабность. Парируя критику Г-Адамовича, Ю.Айхенвальда, З.Гиппиус и др. Обвинявших Цветаеву в непонятности, заумности, хаотичности и пр., М. Заметил в 1926. «Все непонятно для тех, кто не имеет времени понять. Искусство - создание новых ценностей. Никто не упрекает Эйнштейна за трудность теории относительности. Я допускаю, что многими Пастернак и Цветаева не сразу воспринимаются, но ведь надо сделать усилие и для того, чтобы попасть из дому в Британский музей.

Морально и материально М. Поддерживал Цветаеву в ее очень трудные парижские годы - вплоть до 1931. Цветаева считала М. Умным, но говорила, что «он - дефективный, как все князья». Позднее американский критик Э.Уилсон даст М. Титул «товарищ князь». М. Проделал сложную, гибельную для него эволюцию от юношеского идеализма к евразийству (1922) и затем к «марксизму-ленинизму». Уже в марте 1926 он бросил вызов «эмигрантскому синедриону» на вечере, который провела жаждавшая заявить о себе группа евразийцев «Версты», прочитав вызвавший негодование многих доклад «Тема смерти в предреволюционной литературе» (опубл. В 1927). К июлю вышел 1-й номер журнала «Версты» - под редакцией П.Сувчинского, М. И С.Эфрон. В разделе «Библиография» М.

Обрушился на литературный «генералитет» русской эмиграции, заявив, что крупнейший журнал русского зарубежья «Современные записки» - последователен в «чистой, почти беспримесной установке на прошлое», сочетающейся с «ненавистью, почти брезгливой, ко всему новому». Его авторов он разделил на «литературное ядро» или «Олимп» русской литературной эмиграции (Д.Мережковский, З.Гиппиус, И.Бунин, Б.Зайцев, М.Алданов) и «гастролеров» (А.Белый, Цветаева, Ремизов, Шестов), отдавая симпатии «гастролерам», ориентированным на будущее и доказавшим, что Россия жива «не в границах Русского мира, но в царстве Духа, превыше всех границ...». Мережковский же, по словам М., «если когда-нибудь и существовал (не как личность, конечно, а как желоб, по которому переливались порой большие культурные ценности), перестал существовать, по крайней мере, двадцать два года назад.

Зайцев был когда-то близок к тому, чтобы засуществовать, но не осуществился. Не нашлось той силы, которая могла бы сжать до плотности его расплывчатую газообразность. Ходасевич - маленький Баратынский из подполья, любимый поэт всех тех, кто не любит поэзии. Зинаида Гиппиус видна во весь рост только изредка в немногих стихах. Бунин, «краса и гордость» русской эмиграции. - редкое явление большого дара, не связанного с большой личностью». В ответ Бунин заявил в газете «Возрождение», что М. «повторяет почти слово в слово все то, что пишется о нас в Москве». 14.8.1926 Гиппиус в «Последних новостях» намекнула. М. - главный «обманщик», грубой лестью заманивший в свои сети Ремизова и Цветаеву, а его главное «грязное дело» разложение русской эмиграции изнутри.В.Ходасевич писал в «Современных записках», что «главный дирижер и хозяин «Верст», М" «хорошо усвоил самые дурные литературные приемы ...большевистской и большевизанской печати».

Роль идейного «искусителя-совратителя» приписывала М. И Ариадна Эфрон, считавшая, что именно М. И Сувчинский, став евразийцами, вовлекли в круг своего влияния С.Эфрона, «они шли от православия к коммунизму». Современники полагали, что Эфрону и М. «как-то импонировала» Советская Россия, и они сыграли роковую роль в евразийстве, основатели которого, П.Савицкий и Н.Трубецкой, совсем не хотели полевения движения, изначально белогвардейского, в результате чего в евразийстве произошел раскол. М. Играл важную роль в евразийстве, в том числе и организационную. Собирал деньги на движение (в частности, у известного английского мецената Сполдинга). Эволюция взглядов М. Отражалась в последовательно предпринимавшихся шагах.

Еще в 20-е он начал читать Маркса и Ленина. В январе 1928 посетил Горького в Сорренто. В 1931 вступил в Коммунистическую партию Великобритании, опубликовал апологетическую книгу «Ленин» в серии «Творцы современного века» и книгу «Россия. Социальная история». Свое превращение объяснял знакомством с советской действительностью, ее великими экономическими достижениями, «ярким светом ленинского научного мышления». Советская Россия казалась ему страной, «наиболее серьезно занимающейся строительством новой цивилизации (опирающейся на научное знание, а не на субъективные прихоти или причуды анимизма)». Особое место в наследии М. Занимают работы о советском кинематографе. Он написал рецензию на фильм В.Пудовкина «Потомок Чингисхана», статьи «Книги и фильмы в России», «Происхождение русского кино».

Советское кино привлекало его своим авангардистским пафосом новой культуры, У радикальных западных интеллектуалов фильмы С.Эйзенштейна, В.Пудовкина, А.Довженко, Д.Вертова имели шумный успех. Четкие идеологические установки в сочетании со смелыми экспериментами создали мастерам советского кино высокий авторитет. Среди многочисленных поверхностных зарубежных толкований советской кинематографической школы статьи М. Выделялись фундаментальностью объяснения западному читателю «поэтики кино», сложившейся в контексте «формальной школы». М. Предложил стройную социологическую версию происхождения советского революционного киноискусства, послужившую образцом для более поздних интерпретаций. Возвращению М. На родину содействовал Горький.

Получив советский паспорт, М. В 1932 уехал в СССР, где активно включился в литературную жизнь, много ездил по стране, участвовал в создании серии «История фабрик и заводов», популяризировал английскую литературу. С 1932 по 1937 напечатал в «Литературной газете», «Литературной учебе», «Литературной критике», «Звезде» и др. Изданиях около 100 статей и рецензий. В 1934 принят в Союз писателей. Среди опубликованных в СССР работ - статьи о Т.С.Элиоте (Красная Новь, 1933, № 3), о Джойсе (Год Шестнадцатый. Альманах первый, 1933), «Об Улиссе» (Лит. Современник, 1935, № 5), предисловие к сочинениям Т.Смоллета, П.Б.Шелли, О.Хаксли. Составил первую на русском языке «Антологию новой английской поэзии» (1937), вышедшую уже без имени составителя.

Написал статьи о Н.Заболоцком, Э.Багрицком, П.Васильеве. Его критика эрудирована, остра, парадоксальна, но он уже типично советский литературовед, не преминувший отдать дань вульгарной социологии. В апреле 1934 разгорелась полемика между М. И несколькими историками литературы - в связи с организованным Пушкинским домом «круглым столом» на тему. «Изучение русской литературы XVIII в.». М. С энтузиазмом новообращенного деформировал литературную реальность XVIII в. Применив к ней ленинскую теорию двух культур (статья «О некоторых вопросах изучения русской литературы XVIII в.» // Лит. Наследство, 1933, № 9-10). М. Критиковали В.Десницкий, И.Сергиевский. Критику (в частности В.Гиппиуса) вызвало исследование М. О Пушкине («Проблема Пушкина» // Там же, 1934, № 16/18), В книге «Интеллигентсиа» (1934) русское понятие «интеллигенция» М.

Попытался привить на британскую почву и, характеризуя новые явления английской литературы XX в. - наступление «красных тридцатых», резкое полевение писателей, описал и свой опыт. Князь, бывший белогвардеец, белоэмигрант - «белая ворона», несмотря на свою правоверность. Будучи арестован и находясь в пересыльном лагере «Вторая речка» (в нескольких километрах от Владивостока), читал раз в неделю в своем бараке лекции по истории русской литературы. Известно, что он работал в лагерной котельной на Колыме, но и здесь, верный себе, писал работу по теории стихосложения. До сих пор считалось, что М. Умер в 1939 на Колыме, но появились свидетели, утверждающие, что в 1945-46 он был жив, работал вахтером на автобазе в поселке Атка в 208 км от Магадана.

Потом его якобы угнали на прииски (Э.Поляновский). В воспоминаниях А.Ванеева упоминается, что М. Работал при столовой в Коми в 1951-52..