Глеб Успенский - Выпрямила

В Тургенева Потугин сказал. «ВенераМилосская несомненнее принципов восемьдесят девятого года». Что значит это слово«несомненнее». На самом деле все стоят на одной линии. И принципы, и ВенераМилосская, и я, сельский учитель Тяпушкин. Вчера я ездил в губернский город и былудручен тем, что тамошнее общество совершенно не имеет никаких убеждений. Когда я ехал назад,поезд был остановлен на две минуты, чтобы посадить на него новобранцев. Меня поразила этасцена, которая подчеркивала несчастье каждой семьи, лишенной сына. Дома я стал думатьо прошлом и понял, что моя жизнь — череда неприятных воспоминаний. Во сне вдругя почувствовал счастье, но, проснувшись, не мог понять, какое воспоминание стало томупричиной. И тут предо мной предстал образ Венеры Милосской из Лувра.

Двенадцать лет назад я был в Париже учителем детей Ивана Ивановича Полумракова. Менясчитали нигилистом, но позволяли учить детей, потому как считали нигилистов не способнымипривить детям ничего плохого. В это время Париж отходил после войны и Коммуны. Мы сделаливывод, что основное различие России и Франции в том, что «их» человек остаетсячеловеком, даже поднося тарелки, а у нас лакейство — это черта. То жеи с женщинами развязного поведения. Присутствовали мы и на судах, где со всемикоммунарами разделывались без сожаления, но и без фальши. В чиновничестве Версаля тоженет фальши. В Лондоне мы тоже видели «правду», когда в ресторане подавали мясо безвсяких изысков. В Гринвиче мы попробовали знаменитый обед — «маленькую рыбку»,состоящий из рыбных блюд также без украшений.

Мы видели ужасающую нищету и ослепляющеебогатство, и все это только подчеркивало правдивость Лондона. В Париже нам стало скучно, мы без интереса ходили по выставкам. Насмотревшисьна английскую «правду» и на трупы коммунаров, олицетворявшие «правду»французскую, я утром пошел гулять в самом ужасном расположении духа и набрел на Лувр.Там я остановился у Венеры Милосской. Раньше я был похож на скомканную перчатку,а теперь меня будто бы наполнили воздухом. С того дня я часто стал приходить в Лувр,но никак не мог понять, как же скульптура способна «выпрямить» человеческую душу.Теперь я по-другому смотрел на предыдущие выводы. Какое может быть человеческое достоинствоу лакея. Прислуживать — это оскорбление человека в принципе.

Это не «правда»,это «неправда». Нет ничего естественного в каторжном труде. Человек этим изуродован.Я вспоминал стихи Фета «Венера Милосская». Фет не понял Венеры, воспевая в ней простоженскую красоту. Но скульптор не хотел демонстрировать красоту женского тела.Он не думал о поле, возрасте. Цель его была — выпрямлять скомканные души. Я, Тяпушкин, рад, что произведение искусства поддерживает меня в моем стремлении работать длянарода. Я не буду унижаться до той «правды», что увидел в Европе. Сохранитьдостоинство, будучи лакеем, банкиром, нищим, «кокоткой» — это все равно унизить себядо необходимости терпеть эти уродства.Через четыре года я снова был в Париже, но не пошел смотреть на Венеру Милосскую,потому как душа моя снова скомкалась, и я не думал, что она выпрямится.

А вот теперьздесь в глуши воспоминание о ней вернуло мне счастье. Я повешу себе ее фотографию, чтобыона меня ободряла..