М. Е. Салтыков-щедрин - Помпадуры И Помпадурши

В кратком предисловии автор говорит о том, что книга эта написана с целью пролить свет на оченьсвоеобразную сферу жизненной деятельности, в которой все настолько темно и неопределенно, чтокаждый начинающий помпадур нуждается в экспликациях и толкованиях. Ну, например, приезжающий нановое место начальник должен знать, как организуются его и чужие встречи и проводы, как относятсяк подчиненным, к закону, к выбору помпадурши и т. П. Автор книги вместо наставлений читателямизбирает форму пространных рассказов. Именно они скорее всею высветят весь спектр помпадурскойдеятельности.Начальники меняются довольно часто. Это прежде они засиживались на одном месте, потому что отначальника ничего не требовалось, кроме того, чтобы называться администратором.

Теперь жетребуется, чтобы он еще какую-нибудь «суть понимал, чтобы был надежным и благонравным от самойприроды». Чиновник, по определению, человек непременно преданный, на всех начальников смотритодинаково, потому что все они начальники. Так вот, встречать начальников надо с максимумомрадушия, провожать же — другое дело, требующее более тонкой политики. Торжество прощания должноносить характер исключительной преданности. «Мы поняли, — изрекает ответственный за тосты испичи, — что истинное искусство управлять заключается не в строгости, а в том благодушии,которое в соединении с прямодушием извлекает дань благодарности из самых черных и непреклонныхсердец».В то время как новый начальник либеральничает, создавая новую эру и в согласие ему настраиваетсявесь подначальный люд, старый администратор выслушивает от бывших наушников доклады о новыхдеяниях «заменившего незаменимого» и садится за мемуары, на первых страницах которых ужеотмечено, что «первым словом, которое опытный администратор имеет обратить к скопищу чем-либонедовольных, — это слово матерное».

Задача номер два. Добиться административного единогласиякак противодействия такому же многогласию. Обывателя следует всегда держать в строгости, всемиспособами воздействуя на его порочную волю. «Юный. Если ты думаешь, что наука сия легка, —разуверься в этом…»Вместе с помпадуром исчезают с горизонта и помпадурши, хотя их судьбы иногда складываютсявполне утешно. Надежда Петровна Бламанже сумела подчинить себе и нового помпадура, и период еёнового правления отмечен бесполезными жестокостями. Она и выслала из города, и удалила отдолжности, и разлучила близких людей.Конечно, помпадурские биографии складываются по-разному. Есть и такие, которые весьманеожиданны. Никто никогда не думал, что Дмитрий Павлович Козелков, которого сверстники называликто Митенькой, кто Козликом, кто Козленком, однажды начнет управление губернией.

Облик его тотчасменяется, в лице возникает какая-то «глянцовитая непроходимость». Пытаясь очаровать губернскихчиновников, он произносит немало глупостей, но со временем его поначалу хорошо принятая болтовнявсем надоедает, и в его уже помпадурскую душу западают семена сомнения. Он становится«задумывающимся администратором», что значит не что иное, как «разброд мыслей». Мысли бродят в егоголове, «как в летнее время мухи по столу. Побродят-побродят и улетают». От сомнения он переходит крешимости, страстному желанию что-то предпринять, желательно в опоре на закон, например задатьпорку маленькому чиновнику из мешан за то, что тот ходит всегда подвыпивши… Интересно ему узнать,а что же думают о его правлении простые люди, и он, переодетый в простое платье, отправляется нагородскую площадь.

Случайные прохожие и простые люди отвечают ему, что закона для простых людей несуществует, только «планида». «Закон — это для тех, кто наверху». Первые исполнители и нарушителизакона — это всего лишь помпадуры, которых легко сменить, если они перестают соответствоватьопределенному положению вещей. А если кто вздумает возмутиться или, пуще того, начать бороться сзаконом, то «из всех щелей выползут ябедники и доносчики, следящие за зеркальной поверхностьюадминистративного моря». В таком случае помпадуры гибнут десятками.Недоумение вызывает старый добрый помпадур, вдруг кончающий свой административный бег. «Какможно-с?» Ведь нет примера, чтобы помпадур, однажды увядший, вдруг расцвел вновь. Поэтому, лишьтолько задуют ветры перемен, помпадур думает, что все, что он пьет и ест, случается с ним «впоследний раз».

В последний раз ему отдаются почести, оказываются услуги, звенит музыка. А когда наэту существенную тему говорит компания экс-помпадуров, то вспоминается бывшее привольноежитье-бытье, стерляжья уха, цены на рябчиков и индюков, любопытнейшие сенатские указы. Никто изпомпадуров не предполагает, что в будущем их ожидает возмездие. Напрасно они думают, что всегдаможно дерзить в государственных интересах, мода на определенные шутки кончается, и пенки снимаютлишь помпадуры с абсолютным политическим слухом. Власть — штука суровая, при перемене ветра на«иной операционный базис мыслей» никакие заслуги, выполненные в виде донесений, предписаний,постановлений и указов, не спасут. Придут другие люди, для которых новый образ мышления станетчем-то вроде усвоенной с молоком матери идеи.

Они-то и станут новыми помпадурами. Общественное развитие происходит быстро. От копеечной взятки обыватели быстро переходят ктысячной или десятитысячной. Взятка иной раз отливается в форму, о которой даже не догадаешься,настолько она имеет облагороженный вид. «Сегодня в человеке важно не геройство и способностьпереносить лишения, а покладистость, уживчивость и готовность». И тут для помпадура снованачинается счет на копейки. «Ради возможности оприходовать лишнюю монетку он готов ужиться скакой угодно внутренней политикой, уверовать в какого угодно бога». Однако сумей при этомвыразить отсутствие всяких опасений, сумей, если новый начальник приехал, ежемгновен-но инеукоснительно трепетать. Тогда только ты пройдешь в «дамки».Ну, а что же в этот момент образованное общество.

Его одолевает апатия. «Идти некуда, читать —нечего, писать — не о чем. Весь организм поражен усталостью и тупым безучастием ко всемупроисходящему. Спать бы лечь хорошо, но даже и спать не хочется». Литература и журналистикавымешают отсутствие своих собственных и политических, и общественных интересов на Луи-Филиппе,Гизо и французской буржуазии. Но и тут звучат бесформенные общие фразы. «Скучное время, скучнаялитература, скучная жизнь. Прежде хоть «рабьи речи» слышались, страстные «рабьи речи»,иносказательные, но понятные, нынче и «рабьих речей» не слыхать. Я не говорю, чтобы не былодвиженья, — движенье есть, но движение докучное, напоминающее дерганье из стороны в сторону».Впрочем, и на фоне общего застоя и отупения иногда возникают достойные лица, такие, например, какзиждитель прогресса граф Сергей Васильевич Быстрицын, наладивший хозяйство у себя в Чухломе, апотом пытавшийся это сделать в масштабах России.

Обозревая «с птичьего полета» страну, он видит вней «сотни тысяч, миллионы, целое море мучеников» и понимает, что их грешно изводить, придумываяжестокую и косную внутреннюю политику». Ясно ему также, что русское «общежитие без водкинемыслимо». «В нашем суровом климате совершенно обойтись без водки столь же трудно, как, например,жителю пламенной Италии обойтись без макарон и без живительных лучей солнца, а обитателю болееумеренной полосы, немцу — без кружки пива и колбасы». Быстрицын начинает войну с семейнымиразделами и общинным владением. В кругу друзей Быстрицын идет еще дальше, он мечтает о всеобщемвозрождении, о курице в супе Генриха IV и даже на ушко может шепнуть. «Хорошо бы жизнь была такорганизована, чтобы каждому доставалось по потребностям».Однако такие, как Быстрицын, работают среди многих прочих, препятствующих любым начинаниям,поскольку дело государственных чиновников не мудрствовать лукаво, не смущать умов, не созидать, аследить за целостью созданного, защищать то, что уже сделано, например гласные суды и земства.

Дляадминистративного творчества сейчас нет арены, но что же делать помпадурам, обладающим живойэнергией, её необходимо куда-нибудь поместить!Во вставной новелле-утопии «Единственный» автор представляет еще одного «симпатичного»помпадура, «самого простодушного в мире». Как философ от администрации он убежден, что лучшаяадминистрация — это отсутствие таковой. Чиновники строчат бумаги, а он не желает их подписывать:«Зачем-с?» В городе должны быть только праздничные дни, тогда не может быть никаких экзекуций,революций, бунтов. Начальники бездействуют.Самой большой трудностью для этого помпадура становится выбор помпадурши, ибо по этому поводуни уставов, ни регламентов не существует. Негласно вроде требуется, чтобы женщина былавысокопоставленная дама, но у начальника вкус к мещанкам.

После недолгих поисков он находитбелотелую вдову у дверей кабака. Довольно долго ему потом пришлось объяснять квартальным, чтонельзя помпадура подстерегать по ночам.В городе в течение десяти лет правления не случилось ни одного восстания, ни одного воровства.Обыватели отъелись, квартальные тоже, предводитель просто задыхался от жира, помпадурша та ивовсе стала поперек себя шире. Помпадур торжествовал, начальство о нем не вспоминало. А в родномгороде у всех на уме было только одно. «заживо поставить ему монумент».В заключении книги автор приводит мнения знатных иностранцев о помпадурах. Преобладаетсуждение о существовании в России особого сословия — помпадуров, «нарушающих общественнуютишину и сеящих раздоры» (австрийский серб Глупчич-Ядрилич).

А «Ямуцки прынц, слова которогозаписаны его воспитателем Хабибулой, ему возражает. «Ай-ай, хорошо здесь в России. Народ нет,помпадур-есть-чисто. Айда домой риформа делать. Домой езжал, риформа начинал. Народ гонял, помпадурсажал. Риформа кончал».Этой фразой записки о помпадурах заканчиваются..