Батюшков К. Н.

БАТЮШКОВ Константин Николаевич (1787-1855) - поэт, непосредственный предшественник Пушкина. Воспитывался в петербургских французских пансионах. Был связан тесными дружескими отношениями с Н. И. Гнедичем, позднее с кн. Вяземским, Жуковским и «арзамасцами» (см. Арзамас). Служил на военной и гражданской службе. Участвовал в трех походах. В 1818 был прикомандирован к дипломатической миссии в Италии, где вскоре заболел неизлечимой душевной болезнью. Несмотря на ряд неудачных попыток к самоубийству, прожил еще около тридцати пяти лет, но для литературы безвозвратно погиб с 1821.Будучи литературным учителем Пушкина Б. Является его предшественником и в социальном отношении. В его поэзии впервые зазвучал в русской литературе, с тех пор до конца века не замолкавший в ней, голос деклассирующегося представителя старинного, но обнищавшего дворянского рода.

«Не чиновен, не знатен, не богат», с горечью записывает о себе Б. В дневнике. Непрерывное безденежье («ни гроша нет», «могу умереть с голоду»), заклады и перезаклады, наконец продажа унаследованного имения, служебные незадачи, связанные с органическим неумением и нежеланием служить и, в особенности, прислуживаться («к службе вовсе не гожусь») - накладывают решительный отпечаток на характер и литературную деятельность Б. Из его писем возникает образ «старика в 22 года», «печального странствователя», во всем разочарованного («умираю от какой-то ни к чему непривязанности»), угнетаемого скукой, всюду, где бы он ни был - в «свете», в деревне, в военных походах, в путешествиях - образ, к-рый несколько позднее находит свое художественное воплощение в «Евгении Онегине» Пушкина.

Наследственная предрасположенность к душевному заболеванию (и по материнской и по отцовской линии), мысль о неизбежности к-рого издавна тяготила Б., особенно омрачает его психику.Творчество Б., признанного эпикурейца, представителя «легкой поэзии», эротической лирики, славящей бездумное и беспечное наслаждение жизнью, ее удовольствиями, на первый взгляд поражает резким несоответствием и личной и социальной судьбе его творца. Но это несоответствие только кажущееся.Основной задачей, к-рую Б. Стремился разрешить своим художественным творчеством, было «образование» нового литературного яз. «пламенное желание усовершенствования языка нашего» сам Б. Склонен был считать своей единственной заслугой. Борьба за создание нового литературного яз., к-рая была начата еще Карамзиным и в которой Б.

Принимает самое оживленное участие (острые сатиры на «славянороссов»), явилась выражением обозначившегося к нач. XIX в. Социального расслоения дворянства. Новый слой, обозначившийся в дворянстве - деклассирующаяся дворянская интеллигенция, - по слову Пушкина, «обломки униженных родов», «с имениями, уничтоженными бесконечными раздроблениями, с просвещением, с ненавистью противу аристократии», несли в себе потребность иной языковой культуры. Опрощению, демократизации быта неизбежно соответствовала тенденция к опрощению, демократизации яз. В литературной деятельности Б. Это выступает с особенной наглядностью. Подобно тому как он противопоставляет свой «шалаш простой», «убогую», «смиренную хижину» - «свету» с его «дворцами», «мраморными крыльцами», «огромными палатами с высокими столбами» (один из самых навязчивых мотивов его лирики, целиком подтверждаемый эпистолярными признаниями), так отвлеченно приподнятому, условно-книжному, пронизанному церковно-славянской стихией, «мандаринному, рабскому, татарско-славянскому яз.» придворной поэзии XVIII в.

Противопоставляется им требование «писать так, как говоришь», стремление к «ясности», «строгой точности», «простоте» речи, к сближению литературного яз. С живым, «простонародным» говором. Правда, в этом последнем направлении Б. Делает лишь первые робкие шаги. До конца усвоить русской литературе «слог простонародный» - живую разговорную речь - осмелился только гений Пушкина. Б. Еще не верит в способность «варварского», «жестокого» русского яз. К самостоятельному развитию («и язык-то по себе плоховат, грубенек, пахнет татарщиной. Что за Ы, что за Ш. Что за Щ, ШИЙ, ЩИЙ, ПРИ, ТРЫ. О, варвары!»), стремится сообщить ему лад и гармонию излюбленной им итальянской речи, к-рую он уподобляет «арфе виртуоза», сравнивая русский яз.

С «волынкой или балалайкой». Однако практика Б. Опережает его теорию. В своих «Опытах в стихах и прозе», вышедших в двух томах в 1817 и заключающих почти все им написанное, Б. Дает высокие образцы русской стихотворной и прозаической речи - оселок, на к-ром оттачивает свой стих и свою прозу Пушкин. Наряду с изменением яз. Мы сталкиваемся в поэзии Б. С одновременным изменением поэтического жанра. Взамен «высокой», «торжественной», победно-звучащей оды - основного жанра поэтов XVIII в. - на первом месте в творчестве Б. Выступает элегия - задушевное, подернутое грустью лирическое излияние чувств и мыслей поэта. Б., почтенный современниками прозвищем «русского Тибулла», один из первых вводит в нашу литературу и надолго утверждает в ней этот жанр.

Изменению жанра всегда соответствует смена признанных литературных авторитетов. Сближаясь с Карамзиным и «сентименталистами» в общих стремлениях к «преобразованию» литературного яз., в культивировании жанров так наз. «интимной лирики», Б., выросший и воспитанный в традициях французского XVIII в., в то же время в основном остается верен поэтике классицизма. Но вместо прежних «Пиндаров и Горациев» поэтическими учителями Б. Становятся римские элегики, итальянские поэты Возрождения, в особенности Торквато Тассо с его трагической биографией, в к-рой Б. Усматривал полное сходство со своей личной судьбой, и «певец любви» Петрарка , наконец глава французской «легкой поэзии» («poésie fugitive») - Парни . Из творчества последнего вливается в стихи Б.

Ярко-окрашенная эротическая струя. Однако значение эротических мотивов в поэзии Б. Несколько преувеличено. Беспримесной эротики мы у него почти не встречаем. Большинство эротических стихов Б. Проникнуто мыслью о «тщете» славы, «крылатости» счастья, «губительности» времени, «беспрестанном увядании чувств», замыкается красноречивым образом то пугающей, то радующей смерти, но смерти, о к-рой поэт повидимому не забывает почти ни на минуту. Мотив наслаждения вином и любовью выдвигается в качестве своего рода защитного средства против неизбежной быстротечности всего сущего. С годами элегические подземные воды в поэзии Б. Все более и более выбиваются наружу, завершая ее безысходно-мрачным «Изречением Мельхиседека» (последнее стихотворение Б., написанное почти накануне безумия) - этой поистине могильной плитой над всеми человеческими надеждами и усилиями.

Мало того, в «Речи о влиянии легкой поэзии на язык» (1816) Б. Дает своему влечению к эротической лирике чисто-формальную мотивировку. Произведения «легкой поэзии», по его мысли, в наибольшей степени, чем какой-либо другой род поэтического творчества, требуют от поэта внимания к своей формальной стороне, предельного формального чекана, «возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге», следовательно являются и наилучшим орудием для «образования» яз., чему, как сказано, Б. Служил с таким рвением и с такой осознанностью. И, действительно, именно в эротических стихах Б. Удается достигнуть своего наивысшего формального мастерства. «пластики», «скульптурности», столь восхищавшей Белинского («стих его часто не только слышим уху, но видим глазу.

Хочется ощупать извивы и складки его мраморной драпировки»), и в особенности неслыханного у нас дотоле благозвучия, «итальянской гармонии» стиха, к-рые заставляли Пушкина сравнивать роль Б. С ролью Петрарки и к-рые на самом деле составляют основной его вклад в историю русской поэзии.На свои «опыты» в области прозы (критические статьи о поэзии, живописи, отрывки описательного и философского характера) сам Б. Склонен был смотреть с чисто служебной точки зрения как на подготовительные упражнения к писанию стихов. «Я хотел учиться писать и в прозе заготовлял воспоминания или материалы для поэзии», «чтобы писать хорошо в стихах, надо много писать прозою». Тем не менее проза Б. Имеет, как было указано, и самостоятельную ценность.

Особенно следует отметить письма Б., к-рые сам он рассматривал в качестве совсем особого рода словесного творчества («писать ничего не стану, кроме писем к друзьям. Это мой настоящий род. Насилу догадался»). Влияние «писем к друзьям» Б. На эпистолярную прозу Пушкина едва ли подлежит сомнению.Библиография. I. Лучшим изданием сочин. Б. Является трехтомное со вступительной статьей Майкова Л. И примечаниями Майкова Л. И Саитова В., СПБ., 1885-1887.II. Статья Майкова Л., вышедшая отдельной книгой, «Б., его жизнь и сочинения», СПБ., 1896 - представляет собой наиболее полное исследование его жизни и творчества. О влиянии Б. На Пушкина. Майков Л., Пушкин о Б., «Пушкин», сб. Статей, 1899. Морозов П., Пушкин и Б., сочин. Пушкина под ред.

С. А. Венгерова, т. I, СПБ., 1907. Элиаш Н., К вопросу о влиянии Б. На Пушкина, см.«Пушкин и его современники», вып. XIX-XX, СПБ., 1914. Владиславлев И. В., Русские писатели, изд., 4-е М. - Л., 1924. Гершензон М. О., «Пушкин и Б.» - статьи о Пушкине, М., 1926.