Александр II (часть 2, I-VII)

ЧАСТЬВТОРАЯ. ИмператорАлександр II(1855—1881).I.Война(1855).Высочайшийманифест возвестил России о кончине Императора Николая и о воцаренииего преемника. В этом первом акте своего царствования молодойГосударь принимал пред лицом Бога священный обет &mdash. Иметь всегдаединой целью благоденствие отечества, и заключал манифест следующимизнаменательными словами. "Да руководимые, покровительствуемыепризвавшим нас к сему великому служению Провидением, утвердим Россиюна высшей ступени могущества и славы. Да исполняются чрез наспостоянные желания и виды августейших наших предшественников. Петра,Екатерины, Александра Благословенного и незабвенного нашегородителя".Всамый день смерти Императора Николая Александр II повелелГосударственному Совету собраться на другой день, в исходе первогочаса пополудни, на собственной половине его императорскоговеличества.

19-го февраля представлению Государю предшествовалозаседание Совета в обычном его помещении, причем Совет, выслушаввысочайший манифест, мнением положил. Принести присягу на верностьподданства Государю Императору и Наследнику его, Цесаревичу иВеликому Князю Николаю Александровичу. Вслед за тем Совет, в полномсоставе всех присутствовавших в том заседании членов, спредседателем, князем Чернышевым, во главе, перешел во внутренниепокои Зимнего дворца, где Император Александр обратился к нему соследующей речью:"Вгодину тяжких испытаний посетило нас новое несчастье. Мы лишилисьОтца и Благодетеля России. Покойный Государь, мой незабвенныйродитель, любил Россию и всю жизнь постоянно думал об одной только еепользе.

Каждое его действие, каждое его слово имело целью одно и тоже &mdash. Пользу России. В постоянных и ежедневных трудах его сомной он говорил мне. "Хочу взять себе все неприятное и всетяжкое, только бы передать тебе Россию устроенной, счастливой испокойной". Провидение судило иначе, и покойный Государь, впоследние часы своей жизни, сказал мне. "Сдаю тебе мою команду,но, к сожалению, не в таком порядке, как желал, оставляя тебе многотрудов и забот". &mdash. Я отвечал ему. "Ты, &mdash. Мывсегда говорили друг другу "ты", &mdash. Ты верно будешьтам молиться за твою Россию и за дарование мне помощи". —"О, верно буду", &mdash. Отвечал он. Я уверен в этом,потому что душа его &mdash.

Была душа чистая. В этой надежде намолитвы моего незабвенного родителя и в уповании на помощь Божию, накоторую я всегда надеялся и надеюсь, я вступаю на родительскийпрестол". Осенив себя крестным знамением, Государь послеминутного молчания продолжал. "Помните, господа, чтоГосударственный Совет есть высшее в государстве сословие и потомудолжен подавать собою пример всего благородного, полезного ичестного. Покойный Государь, в последние минуты жизни передавая мневолю свою о разных предметах государственного управления, поручил мнеблагодарить членов Государственного Совета за усердную их службу, нетолько в продолжение его царствования, но некоторых еще и &mdash. Впредыдущее. Исполняя эту волю моего незабвенного родителя, я надеюсь,что Совет будет и при мне продолжать действовать так же, какдействовал при покойном Государе, то есть благородно, чисто и честно.Иных действий от этого высшего учреждения я и не ожидаю.

Независимоот особой благодарности всему Совету, покойный Государь, в своипоследние минуты вспоминая о своих сотрудниках, поручил мне поименноблагодарить министров, работавших с ним в его царствование".Императорв отдельности благодарил председателя Совета, всех министров иначальников главных управлений и, взяв за руку Великого КнязяКонстантина Николаевича, сказал ему. "Тебя, милый брат, Государьособенно поручил благодарить за прекрасное начало твоей службы...Надеюсь на такое же продолжение ее и впредь".ЕгоВеличество удалился в свой кабинет, а члены Совета пошли в Белую залудля участия в высочайшем выходе в придворный собор, где в присутствииГосударя и Императриц, всех членов императорской фамилии, высшихгосударственных сановников, военных и придворных чинов министрюстиции прочитал манифест о воцарении, а духовник их величеств,протопресвитер Бажанов, провозгласил в общее услышание присягу наверность подданства Государю Императору и Наследнику.

По произнесенииприсяги всеми находившимися в церкви особами присутствовавшиеприложились к св. Евангелию и Кресту и подписали присяжные листы.Втот же день Государь, в приказе по российским войскам, передалобращенные к ним последние слова почившего их вождя и благодетеля:"Благодарю славную верную гвардию, спасшую Россию в 1825 году,равно храбрые и верные армию и флот. Молю Бога, чтобы сохранил в нихнавсегда те же доблести, тот же дух, коими при мне отличались. Покудадух сей сохранится, спокойствие государства, и вне, и внутри,обеспечено, и горе врагам его. Я их любил, как детей своих, старалсякак мог улучшить их состояние. Ежели не во всем успел, то не отнедостатка желания, но от того, что или лучшего не умел придумать,или не мог более сделать".

Другим приказом по военному ведомствуновый Государь принял на себя звание шефа во всех гвардейских полках,коих шефом состоял покойный Император, и в них же зачислилНаследника.Следующимраспоряжением Александра II было назначение на занимаемую им самим дотого должность главнокомандующего гвардейским и гренадерскимкорпусами генерал-адъютанта графа Ридигера. Главное руководствовоспитанием военного юношества оставил он за собой, подчинив себенепосредственно переименованного в начальники штаба егоимператорского величества по военно-учебным заведениямгенерал-адъютанта Ростовцева. Увольнение от всех должностей князяМеншикова, с оставлением в звании члена Государственного Совета,вызвало назначение князя M.

Д. Горчакова главнокомандующим Крымскойармией, генерала Лидерса, &mdash. Командующим Южной армией, генералаБерга &mdash. Финляндским генерал-губернатором и генерал-адмиралаВеликого Князя Константина Николаевича &mdash. Главным начальникомфлота и морского ведомства. Все прочие министры и высшие должностныелица империи оставлены на своих местах.Вминуту воцарения Императора Александра II Россия переживала тяжелоевремя. Начатая в 1853 году вступлением русских войск в Дунайскиекняжества война с Турцией и ее союзницами, Великобританией иФранцией, перенесена была в собственные наши пределы. По очищениинами Молдавии и Валахии австрийские войска заняли две эти области, аангло-французы высадились в Крыму и после неудачного для нас дела нареке Альме, поддерживаемые многочисленной эскадрой, осадилиСевастополь.

Все попытки вытеснить их с сильно укрепленных позицийостались безуспешны. Они продолжали осаду, невзирая на наступлениезимы. Мы же вынуждены были для заграждения Севастопольского портасами потопить все суда, составлявшие наш черноморский флот. ЗащитаСевастополя стоила ежедневно геройскому гарнизону неисчислимыхпотерь. Подкрепления подходили медленно и в недостаточном числе,вследствие необходимости содержать вдоль западной границы Империимногочисленную армию на случай войны с Австрией. С призывомгосударственного ополчения напряжены были до крайних пределов боевыесилы государства. Не менее истощены были и его финансовые средства, амежду тем к весне следовало ожидать вторжения турок в Закавказье ипоявления англо-французского флота в Финском заливе.

Наши берега наБелом море и Восточном океане оставались совершенно открытыми длянеприятельских нападений.Какни трудно было положение наше на всех театрах войны, еще более тяжкимпредставлялось положение политическое. Австрия заключила с Англией иФранцией союзный договор, коим обязалась объявить войну России, еслита не примет мира на заявленных Дворами лондонским и парижским иподдержанных венским Двором условиях. Пруссия, долго колебавшаяся,начинала также склоняться на сторону наших противников и, независимоот союзного договора, заключенного с Австрией, вошла с Англией иФранцией, в непосредственные переговоры относительно приступления ккоалиции. Ее опередила Сардиния, снарядившая уже пятнадцатитысячныйкорпус для присоединения к армии союзников, действовавшей в Крыму.Примеру этому готовы были последовать Швеция и даже Испания.

Из всехевропейских государств, если не считать Папы, один только корольНеаполитанский обнаруживал к нам искренне дружеское расположение.Война грозила стать всеобщей. России приходилось вступить в борьбу сосплотившейся воедино против нее всей Европой.Ввидуэтой грозной опасности Император Александр II не смутился и не палдухом, но бодро и твердо приступил к выполнению намеченной им двойнойзадачи. Все старание приложить к заключению мира почетного,совместного с достоинством его державы или, если это окажетсянедостижимым, собрать и направить все вещественные и нравственныесилы России на отражение ее врагов. Такую решимость он ясно выразил вдвух речах, с которыми в один и тот же день &mdash. 20-го февраля —обратился к явившимся приветствовать его воцарение дипломатическимпредставителям иностранных государств и к депутации С.-Петербургскогодворянства, представившей адрес с изъявлением готовности "нещадить ни себя, ни достояния в защиту святой веры, Царя и отечества".Государь,разъяснив чужеземным дипломатам, что ответственность закровопролитную войну отнюдь не должна падать на Императора Николая,сделавшего все от него зависевшее для ее предотвращения, торжественнообъявил им, что останется верен чувствам, одушевлявшим его родителя,и будет строго придерживаться начал, руководивших политикойАлександра .

И Николая . "Начала эти, &mdash. Сказал Император,&mdash. Суть начала Священного союза. Если этот союз более несуществует, то вина за то лежит, конечно, не на моем отце. Егонамерения всегда были прямодушны и честны, и если в последнее времяони не везде оценены по достоинству, то я не сомневаюсь, что Бог иистория воздадут им должную справедливость". При этих словахГосударь строго взглянул на смущенного австрийского посланника графаЭстергази и затем продолжал. "Я готов протянуть руку примиренияна условиях, принятых моим отцом. Но если совещания, которыеоткроются в Вене, не приведут к почетному для нас результату, тогдая, господа, во главе верной моей России, и весь народ смело вступим вбой".Пламеннымпатриотическим чувством и не менее твердой решимостью проникнута речьАлександра Николаевича к петербургским дворянам.

"Я желал васвидеть, господа, чтобы передать вам слова покойного нашегоблагодетеля, незабвенного родителя моего. Он был уже так слаб, что немог даже читать сам выражения ваших чувств. Эта обязанность былавозложена на меня. Ваше усердие, господа, усладило его последниеминуты.Выслушаввсе, он сказал. "Благодари их, благодари искренно. Скажи им, чтоя никогда не сомневался в их преданности, а теперь еще более в нейубедился". Благодарю вас, господа. Я уверен, что эти словаглубоко залягут в нашем воспоминании. Вы &mdash. Во главе других:передайте их всем. Времена трудные. Я всегда говорил покойномуГосударю, что твердо уповаю, что Бог милостью своею сохранит Россию.Я надеялся дожить вместе до дней радостных, но Богу угодно былорешить иначе.

Я в вас, господа, уверен, я надеюсь на вас. Я уверен,что дворянство будет в полном смысле слова благородным сословием и вначале всего доброго. Не унывать. Я с вами, вы &mdash. Со мной!".Потом, сотворив знамение креста, Государь прибавил. "Господь дапоможет нам. Не посрамим земли русские. &mdash. И, обняв губернскогопредводителя, заключил. &mdash. В лице вашем еще раз благодарю вседворянство. Прощайте, господа, Бог с вами!".Неожиданнаявесть о смерти Императора Николая произвела сильное впечатление вЕвропе, на друзей и недругов. В особенности поражены были ею бывшиесоюзники усопшего Монарха &mdash. Император австрийский и корольпрусский. Первый посетил русского посланника, князя A. M. Горчакова,и выразил ему глубокую скорбь о кончине испытанного друга в ту самуюминуту, когда &mdash.

Уверял он &mdash. Он собирался доказать наделе, насколько сердце его сохранило верности к августейшемуусопшему. Франц-Иосиф просил Императора Александра принять егодружбу, как наследие, обещая и сам сохранить ее навеки как память облагодарности к его родителю. Те же чувства выразил и корольФридрих-Вильгельм ?V в ответ на дружеское письмо, коим царственныйплемянник передал ему слова умирающего отца. "Скажи Фрицу, чтобпродолжал дружить России, помня завет батюшки (короляФридриха-Вильгельма III)". Эрцгерцог австрийский Вильгельм ипринц прусский Карл прибыли в Петербург в качестве представителейсвоих государей на похороны Императора Николая, тело которого преданоземле в Петропавловском соборе 5-го марта.

Но проявления сочувствия овеликой утрате, понесенной Россией, со стороны покинувших еесоюзников, мало внушали доверия Александру Николаевичу. "ДайБог, чтоб это были не одни слова", &mdash. Писал он князю M. Д.Горчакову. Благоприятную перемену в отношениях к нам Пруссии Государьприписывал устранению ее, по требованию союзников, с мирныхсовещаний, имевших открыться в Вене, и притом находил, что не видит втом беды, "ибо чем более ее оскорбляют, тем более она льнет кнам, и потому, с этой стороны, мы можем считать себя обеспеченными".Эрцгерцогу Вильгельму он высказал "всю истину". И просилпередать ее императору Францу-Иосифу. "Несмотря на все егодружеские уверения, &mdash. Замечал он в том же письме, &mdash.

Яникакой веры к нему не имею и потому ожидаю и готовлюсь на худшее".Событияоправдали опасения Александра Николаевича. Созванная в первых числахмарта в Вене, под председательством австрийского министра иностранныхдел, графа Буоля, конференция из уполномоченных всех держав, участницвойны, приступила к обсуждению и определению четырех оснований мира,составленных Дворами тюильрийским и сент-джемским и, по настояниюАвстрии, принятых и Императором Николаем незадолго до кончины.Условия эти были. 1) замена совокупным ручательством великих державрусского протектората над Молдавией, Валахией и Сербией. 2) свободаплавания по Дунаю. 3) пересмотр лондонского договора 1841 года озакрытии проливов с целью обеспечить независимость Оттоманскойимперии и, в видах европейского равновесия, положить конецпреобладанию России на Черном море.

4) отказ России от правапокровительства христианам, подданным султана, с тем что великиедержавы исходатайствуют от Порты подтверждение их преимуществ, безразличия вероисповеданий.Вциркуляре к дипломатическим представителям России государственныйканцлер развил мысли, высказанные Государем иностранным дипломатампри приеме их на другой же день по вступлении на престол. "Спочтительностью сына, &mdash. Писал граф Нессельроде, —Император воспринимает из наследия своего родителя два обязательства,равно ему священные. Первое требует от его величества развития всехсил, предоставленных ему волей Всевышнего для защиты целости и честиРоссии. Второе возлагает на него долг. С настойчивостью посвятитьсвою заботливость совершению дела мира, основания которого ужеутверждены Императором Николаем".

Русским уполномоченным навенских совещаниях, князю A. M. Горчакову и В. П. Титову,предписывалось строго придерживаться приведенных выше четырехпунктов. Основанный на них мир положит предел бедствиям войны,призовет на новое правительство благословение всех народов. "Но,&mdash. Присовокуплял государственный канцлер, &mdash. Россия глубокоэто почувствует, да и вся Европа вынуждена будет признать, чтонадежда на восстановление мира останется бесплодной, если условияпредстоящего соглашения преступят справедливые границы, безусловноуказываемые нашему августейшему Государю сознанием достоинства егокороны". В заключение русские дипломатические представители причужеземных дворах приглашались пользоваться каждым отдельным случаем,дабы свидетельствовать "о честности, с которой Россия соблюдаетобязательства, основанные на вере в силу договоров, о постоянном еежелании жить в добром согласии со всеми союзными и дружественнымидержавами, наконец, об уважении ее к неприкосновенности прав всехгосударств, а также о твердой решимости отстоять и заставить уважатьте права, которые Божественным Провидением вверены Императору, какблюстителю и защитнику народной чести".Напервых заседаниях конференции уполномоченные без труда пришли ксоглашению по двум первым пунктам.

Камнем преткновения был третийпункт. Англия и Франция, истолковывая его в смысле ограничениядержавных прав России на Черном море, требовали от нас обязательстване содержать в нем военных судов. Требование это, по высочайшемуповелению, отвергнуто русскими уполномоченными. Решение свое Государьтак объяснял в письме к князю Паскевичу. "То, что вы пишетевоенному министру насчет уступок с нашей стороны при венскихпереговорах для скорейшего достижения мира нами уже сделано, поколикуоно совместно с достоинством России. На дальнейшие уступки я, ни подкаким видом, не соглашусь, ибо вот уже второй год, что благодаря этойсистеме, вместо того чтобы удержать Австрию в прежнем направлении,она делалась все невоздержаннее в своих требованиях и наконец почтисовершенно передалась на сторону наших врагов".

Князь Горчаков иТитов, признавая лучшими условиями те, "что согласят достоинствоРоссии с безопасностью Европы", предложили тогда. Либо открытьЧерное море для флотов всех наций, либо безусловно закрыть его. Дообсуждения четвертого пункта не дошли, так как представители Франциии Англии отклонили не только оба русских предложения, но и третье,исходившее от венского Двора, советовавшего предоставить определениеколичества военных судов, которые прибрежные державы имели бы правосодержать в Черном море, непосредственному уговору России с Турцией.Конференция разошлась, не придя к соглашению. Император Александрпредвидел этот исход, когда, извещая главнокомандующего Крымскойармией о ходе переговоров в Вене, писал ему.

"Претензиисоюзников невыполнимы. Главный вопрос будет в том. Устоит ли Австрияи объявит ли она себя нейтральной или решительно присоединится кнашим врагам. Я готовлюсь к худшему...". И несколько времениспустя. "Я остаюсь при прежнем своем убеждении, что все этипереговоры одна форма и что кончится все-таки общей войной с Австриейи частью Германии. Говорю частью, ибо покуда еще надеюсь, что Пруссияустоит". Вопреки, однако, всем вероятиям, а также условиямсоюзного договора с Францией и Англией, венский Двор не решился наразрыв с Россией, главным образом вследствие крайнего расстройствасвоих финансов. Император Франц-Иосиф успокоил нашего посланникауверением, что третий пункт оснований мира будет обсуждаться заново,причем от прежних прений по этому вопросу не должно остаться и следа.Веским подтверждением слов его служило распущение австрийскихрезервов.

В конце мая Государь сообщал князю M. Д. Горчакову:"Последние известия из Вены, благодаря Бога, весьмаудовлетворительны. Теперь есть, кажется, надежда, что Австрияостанется нейтральной, если только достанет ей довольно твердости,чтобы устоять против всех угроз союзных держав, которые употребят,вероятно, все возможные средства, дабы вовлечь ее в войну с нами.Если надежды эти сбудутся, в чем, к сожалению, после столь многихгорестных опытов я полного удостоверения не имею, то положение нашезначительно улучшится, и тогда можно будет еще более вас усилить длянанесения решительного удара врагам нашим на юге".ОсажденныйСевастополь не переставал привлекать взоры и сосредоточивать на себезаботливость царственного вождя.

Государь сознавал, что там должнарешиться не только участь войны, но и развязаться узел политическихусложнений, ибо, по справедливому замечанию Паскевича, победа в Крымубыла бы лучшим средством воздействовать на Австрию, удержать ее отразрыва с нами. Известия, полученные оттуда в первые дницарствования, были радостного свойства. Переход наш в наступлениепосредством контр-апрошей, сооружение, по мысли и под руководствомполковника Тотлебена, редутов Селенгинского, Волынского и Камчатскоголюнета, отбитие неприятельских на них нападений. Александр Николаевичпризнавал возведение этих трех укреплений "под носом унеприятеля". Весьма важным результатом и сожалел только, что этоустройство их не было исполнено тремя месяцами раньше, как указывалМеншикову покойный Император.

"В то время, &mdash. ЗамечалГосударь, &mdash. И урон был бы не столь значительный, как теперь.Дай Бог только, чтоб нам удалось в них удержаться!"Государьодобрял выраженное ему князем М. Д. Горчаковым, по прибытии вСевастополь, намерение действовать "с терпением и осторожностью"до прихода подкреплений, направленных в Крым из Южной армии, вколичестве 40 батальонов. Озабочивало его, однако, и то, что,вследствие такого передвижения, огромное пространство нашей западнойграницы, от Днестра до самого Царства Польского, оставалось открытымдля вторжения австрийцев, которые могли почти беспрепятственноовладеть всем этим обильным краем, оставив лишь наблюдательный корпуспротив сосредоточенной в Царстве Западной армии, так как выгодноевыдающееся положение ее было парализовано союзным договором Австрии сПруссией.

"Готовясь к худшему", Государь для прикрытияпространства между Полесьем и Днепром приказал образовать на Волыниновую Среднюю армию и, оставляя князя Паскевича главнокомандующимЗападной армией, подчинил ему и Среднюю, подобно тому как Южная армияосталась подчиненной главнокомандующему Крымской армией, князю M. Д.Горчакову. Под главным их начальством командование Южной армией быловверено генералу Лидерсу, Средней &mdash. Генералу Панютину. Если быпроизошел разрыв с Австрией, то Западная армия должна быламаневрировать между крепостями и в крайнем случае отступить на Брест;Средняя же имела, при наступлении австрийцев в Царство Польское илииз Молдавии в Новороссийский край, сама перейти в наступление идействовать во фланг и тыл неприятеля.

Если же главные силы егообратились бы на Волынь, то ее задачей было бы отбросить их, а вхудшем случае &mdash. Задерживать наступление, опираясь на Киев.Сообщая эти мысли в письме к князю Паскевичу, Государь требовал,чтобы все предварительные распоряжения были сделаны немедленно, безвсякой огласки, дабы по первому приказанию все войска могли выступитьна вновь назначенные им места. Его Величество выражал намерениесамому прибыть в Варшаву, если политические обстоятельства тогопотребуют, чтобы быть ближе к театру военных действий и обо всемлично переговорить и условиться с фельдмаршалом. Между тем вСевастополе дела наши стали принимать неблагоприятный оборот. Начатоев конце марта и продолжавшееся десять дней, второе бомбардированиестоило нам более 6000 человек выбывших из строя.Засвидетельствованное главнокомандующим, беззаветное мужество исамоотвержение севастопольского гарнизона вызвало следующиеблагодарственные строки Государя в письме к князю M.

Д. Горчакову:"Да подкрепит Бог геройских защитников Севастополя. Уповаю наего милость, что Он благословит наши усилия отстоять его и, можетбыть, нанести решительный удар незваным гостям. Скажите нашиммолодцам, что я и вся Россия ими гордимся и что наш незабвенныйблагодетель за них молится и верно свыше также радуется их геройству.Что во мне происходит при чтении подробностей этого неслыханногобомбардирования, вы легко поймете. Крайне сожалею о потере людей истоль многих отличных офицеров. Да воздаст им Всемогущий в той жизниза молодецкую их смерть".Кконцу апреля положение наше под Севастополем еще более ухудшилось.Прибывшие из Южной армии подкрепления не восстановили равновесия сил,потому что тогда же подоспели к союзникам подкрепления несравненносильнейшие.

Двадцатипятитысячный резервный французский корпусгенерала Реньо-де-Сен-Жан-д'Анжели и пятнадцатитысячный сардинскийкорпус генерала Ламармора. К тому же главное начальство надфранцузской армией перешло от нерешительного Канробера в рукиэнергичного и настойчивого Пелисье. Борьба миной и сапой закипела сновой силой вокруг Севастополя, а англо-французский флот, овладевКерчью, вошел в Азовское море и бомбардировал Бердянск, Мариуполь иТаганрог. На восточном берегу Черного моря союзники занялиоставленную нами Анапу. В ночь с 11-го на 12-е мая французы подСевастополем овладели нашими контрапрошами на правом фланге, а 26-гомая, после продолжавшегося целый день бомбардирования, повели атакуна передовые укрепления левого фланга и, несмотря на геройскоесопротивление, отняли у нас стоившие нам столько крови Волынский иСеленгинский редуты и Камчатский люнет.Вдонесении Государю главнокомандующий Крымской армией называлположение свое отчаянным.

"Теперь я думаю, &mdash. Писал он, —об одном только. Как оставить Севастополь, не понеся непомерного,может быть более 20 тысяч, урона. О кораблях и артиллерии и помышлятьнечего. Ужасно подумать!". Еще большим унынием проникнутыдонесения князя Горчакова военному министру. В них, как и в письмах кИмператору, постоянно звучит один припев. Положение безвыходно, ноотнюдь не по вине главнокомандующего.Государьи не думал укорять или порицать несчастливого вождя. Напротив, он всестарание приложил к тому, чтобы ободрить его, утешить, возбудить внем упавший дух и надежду на успех. "Насчет ответственностивашей перед Россией, &mdash. Писал он ему, &mdash. Если сужденоСевастополю пасть &mdash. Совесть ваша может быть спокойна.

Вынаследовали дела не в блестящем положении, сделали, с вашей стороны,для поправления ошибок все, что было в человеческой возможности;войска под вашим начальством покрыли себя новой славой, беспримернойв военной истории, чего же больше?". Александр Николаевич недопускал мысли об оставлении Севастополя, не дождавшись штурма, и вкрайнем случае разрешил Горчакову передвинуть Южную армию Лидерса кПерекопу или даже в самый Крым, в том уважении, "что лучшерисковать временно жертвовать Бессарабией, чем потерять Крымскийполуостров &mdash. Которым обратное овладение будет слишкомзатруднительно или даже невозможно". Получив известие о потереукреплений левого фланга, Государь не скрыл от главнокомандующегопроизведенного на него грустного впечатления, но выразил надежду, чтонам удастся удержаться в Севастополе до прибытия новых подкреплений."Если по воле Всевышнего, &mdash.

Присовокуплял он, —Севастополю суждено пасть, то я вполне на вас надеюсь, что со вновьприбывающими к вам тремя дивизиями вам удастся отстоять Крымскийполуостров. Защитники Севастополя, после девятимесячной небывалойосады, покрыли себя неувядаемой славой, неслыханной в военнойистории. Вы, с вашей стороны, сделали все, что человечески быловозможно &mdash. В этом отдаст вам справедливость вся Россия и всяЕвропа. Следовательно, повторяю вам, что уже вам писал —совесть ваша может быть спокойна. Уповайте на Бога и не забывайте,что с потерей Севастополя все еще не потеряно. Может быть, сужденовам в открытом поле нанести врагам нашим решительный удар. Поручаювам поблагодарить наших молодцов за бой 26-го числа.

Скажите им, чтоя в них уверен от генерала до солдата, что они не посрамят честирусской".ПредчувствиеГосударя оправдалось. 6-го июня Севастопольский гарнизон отбилповсеместно штурм, поведенный союзниками, после двухдневногоусиленного бомбардирования, на Корабельную сторону. Французами на 1-йи 2-й бастионы и Малахов курган, англичанами &mdash. На 3-й бастион.Блистательный этот подвиг, ввергший осаждавших в уныние, возбудилснова в храбрых защитниках Севастополя надежду на конечный успех.Воспрянул духом и главнокомандующий, доносивший Государю, что сприходом 4-й пехотной дивизии перевес в силах будет на нашей стороне;что тогда можно будет помышлять о переходе в наступление и что, повсей вероятности, неприятель не решится провести под Севастополемвторой зимы и отплывет в конце осени.Вестьо победе тем более обрадовала Императора, что незадолго до того он,уступая настояниям князя Горчакова, послал ему разрешение в крайнемслучае сдать Севастополь союзникам, дабы обеспечить отступлениегарнизона.

"Благодарение Всевышнему, &mdash. Писал Государьглавнокомандующему, &mdash. Благословившему усилия наших молодцов";и в другом письме. "Вы уже знаете о радостном впечатлении,произведенном на меня известием о геройском отбитии штурма 6-гочисла. Воздав от глубины сердца благодарение Всевышнему, повторяютеперь вам и всем нашим молодцам мою искреннюю и душевнуюблагодарность. Беспримерные защитники Севастополя покрыли себя в этотдень еще новой неувядаемой славой. Скажите им, что я и вся Россия имигордимся. Об оставлении Севастополя, надеюсь, с Божией помощью, чторечи не будет больше. Если же вам готовится экспедиция со стороныЕвпатории, то со вновь прибывшими к вам войсками будет с кем ихвстретить".Прибытиек Севастополю трех дивизий из Южной армии, упадок духа неприятеля ивременное бездействие его, наконец, прояснение политическогогоризонта, выразившееся в распущении австрийских резервов, —все это представлялось несомненно благоприятными условиями длянанесения союзникам решительного удара в Крыму.

"Более чемкогда-либо, &mdash. Сообщал Государь главнокомандующему, &mdash. Яубежден в необходимости предпринять с нашей стороны наступление, ибоиначе все подкрепления, вновь к вам прибывающие, по примеру прежнихбудут поглощены Севастополем, как бездонной бочкой". Но Горчаковопять колебался, выражая опасения, что подкрепление прибудет ксоюзникам раньше, чем к нему, что, таким образом, все невыгоды приатаке будут на нашей стороне, и заключал, что "весьма быжелательно продолжать темпоризацию до осени", тут же прибавляя,"но навряд ли это будет возможно". Между тем неприятельснова возобновил свой убийственный огонь по многострадальному городу.Жертвами его были тяжело раненный Тотлебен и убитый Нахимов.

Среднийнаш урон, даже вне усиленного бомбардирования, был по 250 человек вдень выбывавших из строя. "Ежедневные потери неодолимогоСевастопольского гарнизона, &mdash. Писал по этому поводу Императорглавнокомандующему, &mdash. Все более ослабляющие численность войскваших, которые едва заменяются вновь прибывающими подкреплениями,приводят меня еще более к убеждению, выраженному в последнем моемписьме, в необходимости предпринять что-либо решительное, дабыположить конец сей ужасной бойне, могущей иметь, наконец, пагубноевлияние на дух гарнизона". Дабы облегчить ответственностьГорчакова, Государь предлагал ему созвать военный совет. "Пустьжизненный вопрос этот будет в нем со всех сторон обсужден, и тогда,призвав на помощь Бога, приступите к исполнению того, что признаетсянаивыгоднейшим".

Большинство военного совета высказалось занаступление со стороны реки Черной, и главнокомандующий решилсяатаковать союзников в их укреплениях без всякой, однако, надежды науспех, как видно из письма его к военному министру, писанногонакануне сражения. "Я иду против неприятеля потому, что, если быя этого не сделал, Севастополь все равно пал бы в скором времени.Неприятель действует медленно и осторожно. Он собрал невероятноемножество снарядов на своих батареях. Его подступы нас стесняют всеболее и более, и нет почти ни одного пункта в Севастополе, который неподвергался бы его выстрелам. Пули свищут на Николаевской площади.Нельзя заблуждаться пустыми надеждами. Я иду навстречу неприятелю присамых плохих обстоятельствах.

Его позиция весьма сильна. Правый флангего на Гасфортовой горе, которой скаты почти отвесны и тщательноукреплены. А левый &mdash. На Федюхиных высотах, за глубоким,наполненным водой каналом, через который можно перейти не иначе какпо мостам, набросанным под сильным огнем неприятеля. У меня 43000человек пехоты, а у неприятеля, если он распорядится как следует,60000. Если &mdash. На что я, впрочем, мало надеюсь &mdash. Мнепослужит счастье, я постараюсь воспользоваться успехом. В противномслучае, придется положиться на волю Божию. Я отойду на высоту Мекензии постараюсь очистить Севастополь с наименьшей потерей. Не оставьтевспомнить о своем обещании &mdash. Оправдать меня. Если дела примутдурной оборот, я нисколько не виноват в том.

Я сделал все возможное,но задача была слишком трудна с самого прибытия моего в Крым".4-гоавгуста сражение при реке Черной было нами проиграно, атака —отбита на всех пунктах. Мы понесли громадный урон. Более 8000 человекубитыми и ранеными.Болезненноотозвалось в душе Государя скорбное известие. Особенно опечалила его"огромная потеря наших славных войск без всякого результата".Но и в этот раз он заботился главным образом о том, чтобы ободритьглавнокомандующего, которому, после потерпенной неудачи, положениенаше в Севастополе снова представлялось совершенно безнадежным. "Каквсе это ни прискорбно, &mdash. Писал ему Император, &mdash. Но я неунываю, а, покоряясь безропотно воле Божией, не теряю надежды, что оннас не оставит и что под конец все-таки наша возьмет.

Рассуждаяхладнокровно о теперешнем положении вещей, я нахожу, что неудача 4-гочисла нисколько не переменила наше взаимное положение относительноСевастополя. Повторяю вам, что если суждено Севастополю пасть, то ябуду считать эпоху эту только началом новой настоящей кампании..."Те же мысли выражал его величество в письме к князю Паскевичу:"Неудачная попытка на Черной доказала, что атаковать намсоюзников с теперешними силами, не ослабляя скромного гарнизонакрепости, трудно, если не невозможно. Между тем геройский гарнизонСевастополя с каждым днем тает и верки наши приходят в такоеположение от близкого огня неприятельского, что мы уже не успеваем ихисправлять. Весьма желательно, чтобы Севастополь мог удержаться дооктября, ибо к тому времени Горчаков, получит значительноеподкрепление дружинами ополчения, которыми предполагается дополнитьрастаявшие полки 3-х или 4-батальонного состава.

Тогда будут, можетбыть, шансы в нашу пользу для наступательных действий. Я не скрываюот себя всю трудность положения Севастополя и потому готовлюсь кмысли, что, может быть, придется, для спасения остатков егогарнизона, уничтоживши по мере возможности наши укрепления, очиститьюжную сторону и ограничиться защитой северной. Разумеется, к такойотчаянной мере прибегнуто будет только в самом крайнем случае.Надеюсь на милость Божию, что до этого не дойдет. Но и тогда я небуду считать дело потерянным, а как начало новой кампании..."Заметив, что до будущей весны мы можем себя считать обеспеченными состороны Австрии, что это "уже много". И что к тому времени"Бог знает что может еще произойти", Государь так оканчивалписьмо свое к фельдмаршалу.

"Будем же крепиться, молиться иуповать на помощь свыше. С нами Бог, да не постыдимся вовеки!".Ободряющеедействие императорских писем на нерешительного, но лично храброгоГорчакова не заставило ждать себя. Главнокомандующий доносил, хотя ине без обычных оговорок, что решился не отходить на северную сторону,а продолжать защищать южную с упорством, пока будет в силах отбитьштурм. "Конечно, &mdash. Рассуждал он, &mdash. Мы будем междутем нести большой урон и, может быть, даже не отобьем штурма, но взамену может случиться, что нам удастся отбить неприятеля, а можетбыть, и принудить снять потом осаду, ибо я никак не думаю, чтобынеприятель решился провести вторую зиму в теперешнем положении.Намерение мое подвергает нас большим случайностям.

Но надобновыбирать из двух зол менее вредное и в особенности держаться техдействий, которые наиболее соответствуют чести русского оружия.Продолжение до крайности защиты Севастополя, конечно, будет для насславнее, чем очищение его без очевидной необходимости. Действуя так,армия понесет, может быть, больший урон, но она для того только исделана, чтобы умирать за вашу славу. В этих видах я не останавливаюследования сюда дружин средних губерний".Императоргорячо благодарил главнокомандующего за решение не остав.