Аристофан - Лягушки

Знаменитых сочинителей трагедий в Афинах было трое. Старший — Эсхил, средний — Софокли младший — Еврипид. Эсхил был могуч и величав, Софокл ясен и гармоничен, Еврипид напряжени парадоксален. Один раз посмотрев, афинские зрители долго не могли забыть, как его Федратерзается страстью к пасынку, а его Медея с хором ратует за права женщин. Старикисмотрели и ругались, а молодые восхищались.Эсхил умер давно, еще в середине столетия, а Софокл и Еврипид скончались полвека спустя,в 406 г., почти одновременно. Сразу пошли споры между любителями. Кто из троих был лучше?И в ответ на такие споры драматург Аристофан поставил об этом комедию «Лягушки».«Лягушки» — это значит, что хор в комедии одет лягушками и песни свои начинаетквакающими строчками.

«Брекекекекс, коакс, коакс. / Брекекекекс, коакс, коакс. / Болотных вод детимы, / Затянем гимн, дружный хор, / Протяжный стон, звонкую нашу песню!»Но лягушки эти — не простые. Они живут и квакают не где-нибудь, а в адскойреке Ахероне, через которую старый косматый лодочник Харон перевозит покойников на тот свет.Почему в этой комедии понадобился тот свет, Ахерон и лягушки, на то есть свои причины.Театр в Афинах был под покровительством Диониса, бога вина и земной растительности;изображался Дионис (по крайней мере, иногда) безбородым нежным юношей. Вот этот Дионис,забеспокоившись о судьбе своего театра, подумал. «Спущусь-ка я в загробное царствои выведу-ка обратно на свет Еврипида, чтобы не совсем опустела афинская сцена!»Но как попасть на тот свет.

Дионис расспрашивает об этом Геракла — ведь Геракл,богатырь в львиной шкуре, спускался туда за страшным трехглавым адским псом Кербером. «Легчелегкого, — говорит Геракл, — удавись, отравись или бросься со стены». — «Слишком душно,слишком невкусно, слишком круто. Покажи лучше, как сам ты шел». — «Вот загробный лодочник Харонперевезет тебя через сцену, а там сам найдешь». Но Дионис не один, при нем рабс поклажей. Нельзя ли переслать ее с попутчиком. Вот как раз идет похоронная процессия.«Эй, покойничек, захвати с собою наш тючок!» Покойничек с готовностью приподымаетсяна носилках. «Две драхмы дашь?» — «Нипочем!» — «Эй, могильщики, несите меня дальше!» — «Ну скиньхоть полдрахмы!» Покойник негодует. «Чтоб мне вновь ожить!» Делать нечего, Дионис с Харономгребут посуху через сцену, а раб с поклажей бежит вокруг. Дионис грести непривычен,кряхтит и ругается, а хор лягушек издевается над ним.

«Брекекекекс, коакс, коакс!»Встречаются на другом конце сцены, обмениваются загробными впечатлениями. «А видел тыздешних грешников, и воров, и лжесвидетелей, и взяточников?» — «Конечно, видел, и сейчасвижу», — и актер показывает на ряды зрителей. Зрители хохочут.Вот и дворец подземного царя Аида, у ворот сидит Эак. В мифах это величавый судья греховчеловеческих, а здесь — крикливый раб-привратник. Дионис накидывает львиную шкуру,стучит. «Кто там?» — «Геракл опять пришел!» — «Ах, злодей, ах, негодяй, это ты у меня давеча увелКербера, милую мою собачку. Постой же, вот я напущу на тебя всех адских чудищ!» Эак уходит,Дионис в ужасе. Отдает рабу Гераклову шкуру, сам надевает его платье. Подходят вновьк воротам, а в них служанка подземной царицы.

«Геракл, дорогой наш, хозяйка такуж о тебе помнит, такое уж тебе угощенье приготовила, иди к нам!» Раб радехонек,но Дионис его хватает за плащ, и они, переругиваясь, переодеваются опять. Возвращается Эакс адской стражей и совсем понять не может, кто тут хозяин, кто тут раб. Решают. Он будетих стегать по очереди розгами, — кто первый закричит, тот, стало быть, не бог, а раб. Бьет.«Ой-ой!» — «Ага!» — «Нет, это я подумал. Когда же война кончится?» — «Ой-ой!» —«Ага!» — «Нет, это у меня заноза в пятке… Ой-ой!… Нет, это мне стихи плохиевспомнились… Ой-ой!… Нет, это я Еврипида процитировал». — «Не разобраться мне, пустьуж бог Аид сам разбирается». И Дионис с рабом входят во дворец.Оказывается, на том свете тоже есть свои соревнования поэтов, и до сих пор лучшим слылЭсхил, а теперь у него эту славу оспаривает новоумерший Еврипид.

Сейчас будет суд, а Дионисбудет судьей. Сейчас будут поэзию «локтями мерить и гирями взвешивать». Правда, Эсхилнедоволен. «Моя поэзия не умерла со мной, а Еврипидова умерла и под рукой у него».Но его унимают. Начинается суд. Вокруг судящихся уже новый хор — квакающие лягушки осталисьдалеко в Ахероне. Новый хор — это души праведников. В эту пору греки считали, что те, ктоведет праведную жизнь и принял посвящение в таинства Деметры, Персефоны и Иакха, будутна том свете не бесчувственными, а блаженными. Иакх — это одно из имен самого Диониса,поэтому такой хор здесь вполне уместен.Еврипид обвиняет Эсхила. «Пьесы у тебя скучные. Герой стоит, а хор поет, герой скажетдва-три слова, тут пьесе и конец. Слова у тебя старинные, громоздкие, непонятные.А у меня все ясно, все как в жизни, и люди, и мысли, и слова».

Эсхил возражает:«Поэт должен учить добру и правде. Гомер тем и славен, что показывает всем примерыдоблести, а какой пример могут подать твои развратные героини. Высоким мыслям подобаети высокий язык, а тонкие речи твоих героев могут научить граждан лишь не слушатьсяначальников».Эсхил читает свои стихи — Еврипид придирается к каждому слову. «Вот у тебя Орестнад могилою отца молит его „услышать, внять…“, а ведь „услышать“ и „внять“ — этоповторение!» («Чудак, — успокаивает его Дионис, — Орест ведь к мертвому обращается, а тут,сколько ни повторяй, не докличешься!») Еврипид читает свои стихи — Эсхил придираетсяк каждой строчке. «Все драмы у тебя начинаются родословными. «Герой Пелоп, который был мнепрадедом…», «Геракл, который…», «Тот Кадм, который…», «Тот Зевс, который…».

Дионисих разнимает. Пусть говорят по одной строчке, а он, Дионис, с весами в руках будетсудить, в какой больше весу. Еврипид произносит стих неуклюжий и громоздкий. «О, если б бегладья остановила свой…». Эсхил — плавный и благозвучный. «Речной поток, через луга лиющийся…»Дионис неожиданно кричит. «У Эсхила тяжелей!» — «Да почему?» — «Он своим потоком подмочилстихи, вот они и тянут больше».Наконец стихи отложены в сторону. Дионис спрашивает у поэтов их мнение о политическихделах в Афинах и опять разводит руками. «Один ответил мудро, а другой — мудрей». Кто жеиз двух лучше, кого вывести из преисподней. «Эсхила!» — объявляет Дионис. «А обещал меня!»— возмущается Еврипид. «Не я — язык мой обещал», — отвечает Дионис еврипидовским жестихом (из «Ипполита»).

«Виноват и не стыдишься?» — «Там нет вины, где никто не видит»,— отвечает Дионис другой цитатой. «Надо мною над мертвым смеешься?» — «Кто знает, жизньи смерть не одно ль и то же?» — отвечает Дионис третьей цитатой, и Еврипидсмолкает.Дионис с Эсхилом собираются в путь, а подземный бог их напутствует. «Такому-тополитику, и такому-то мироеду, и такому-то стихоплету скажи, что давноуж им пора ко мне…» Хор провожает Эсхила славословием и поэту и Афинам. Чтобы импоскорей одержать победу и избавиться и от таких-то политиков,и от таких-то мироедов, и от таких-то стихоплетов..