Герман Мелвилл - Белый Бушлат

В 1843 г. В одной из гаваней Тихого океана молодой матрос — в нем нетрудно узнать героя романа«Тайпи», продолжающего свой путь домой, — поступает на американский фрегат «Неверсинк».Поскольку на корабле после многолетнего плавания не находится ни одной лишней матросской куртки,он вынужден собственноручно соорудить её подобие из холщовой рубахи и всяческого тряпья, и засветлый цвет сымпровизированной одежды получает прозвище Белый Бушлат. На протяжении всегоплавания куртка причиняет ему разнообразные неприятности, поскольку выделяет его из массы одетыхв темное матросов.фрегат уже возвращается в Америку, ему предстоит обогнуть мыс Горн и пройти Атлантический океан,но и эта последняя часть плавания занимает более года.

У Белого Бушлата достаточно времени, чтобыв мельчайших подробностях изучить жизнь военного корабля и его команды, своеобразные отношениясреди пятисот человек, теснящихся на весьма ограниченном корабельном пространстве, где всесовершается на виду, недоступно даже минутное одиночество, и единственное место, которое матросможет считать своим, — подвесная койка, растягиваемая только в ночные часы вплотную к другим наодной из нижних палуб.Белый Бушлат зачислен марсовым матросом. Марсовые, чьи вахты проходят на самых верхушках мачт,высоко над палубой — своеобразная матросская аристократия. Старший над ними — старшина ДжекЧейс, бывалый моряк, человек неординарный, образованный, любитель поэзии и один из немногих на«Неверсинке», кому довелось участвовать в настоящих морских сражениях.

Чейса любят матросы, имвосхищаются офицеры и даже в тоне командира, когда тот обращается к нему, чувствуется ноткауважения. Старшина благоволит Белому Бушлату и не раз приходит ему на помощь в затруднительныхположениях. Почти невероятная история, которую узнает Белый Бушлат, свидетельствует о совершенноособенном отношении к Джеку Чейсу на фрегате. Когда старшина дезертировал с корабля, чтобыпринять участие в гражданской войне перуанцев на той стороне, которую считал правой, а потом, почистой случайности, был обнаружен в одном из портов на перуанском военном шлюпе, его всего лишьводворили обратно на «Неверсинк», и за этим не последовало не только наказания, но даже пониженияв должности.Случай тем более удивительный, что любой матрос на «Неверсинке» живет в постоянном ожидании техили иных наказаний, многие из которых телесные.

Плавание американского военного корабля, словноплавание древней галеры, проходит под свист плетей. И если большими плетьми — кошками — порят ещепоказательно, в присутствии всей команды, и назначать такую порку имеет право лишь командиркорабля, то линек — кусок троса с узлом на конце — может быть пущен в дело по распоряжению всякогоофицера прямо на месте, где матрос замечен пусть даже не в проступке, но хотя бы в обыкновеннойнерадивости. За более серьезные преступления — такие, как дезертирство или проявление трусости вбоевой обстановке, — полагаются уже особые, поэтапные экзекуции, вроде прогонки сквозь стройэскадры, когда виновного перевозят с корабля на корабль, и на каждом он получает перед строемновую порцию плетей.

А в соответствии с морским регламентом раз в месяц команде зачитываютсявыдержки из Свода законов военного времени, действующих на флоте и в отсутствие прямой войны. Издвадцати преступлений, подсудных военному трибуналу, тринадцать карается смертной казнью, и речьне только о мятежах или покушении на командира — в петле окажется и матрос, попросту заснувший навахте. Белый Бушлат понимает, что не так-то просто удерживать в повиновении разношерстнуюкорабельную команду, для некоторых членов которой решающим аргументом в пользу поступления нафрегат стала ежедневно выдаваемая на корабле чарка грога. Но все же чрезмерная жестокостьфлотских законов и правил кажется ему в большинстве случаев ничем не оправданной, а суровостьнаказаний не соответствующей совершенным проступкам.К тому же и офицерство по большей части вовсе не заслуживает того уважения, к подобострастномупроявлению которого при всяком случае обязывает матросов регламент.

Пьянство, неспособностьпринимать решения, незнание морского дела отличают многих офицеров на «Неверсинке». Но и самыйникчемный из них (даже подростки-кадеты, отправленные в плавание для обучения и используемые напобегушках) способен, не задумываясь, потворствуя одной лишь собственной спеси, оскорбитьпожилого заслуженного матроса, которому флотский закон категорически запрещает даже возразитьна оскорбление. Из той же спеси командир корабля способен всю ночь продержать команду на палубебез сна, во время бессмысленного состязания в скорости с английским или французским фрегатами.Спесь и невежество флагманского хирурга, не пожелавшего прислушаться к мнению других корабельныхврачей, приводят к смерти раненого матроса.

Многие бессмысленные, но якобы традиционныеустановления, за соблюдением которых тщательно следят офицеры, превращают в экзекуцию иобыденную жизнь на «Неверсинке». Днем не положено растягивать койки — и сменившимся с тяжелойночной вахты матросам негде выспаться. Больным из расположенного на нижних палубах лазаретазапрещено выходить на воздух — и они вынуждены страдать от духоты и жары. Да и многие церемониимежду матросами и офицерами, а также между офицерами старшими и младшими бесполезны и даже вредны.Белый Бушлат приходит к выводу, что жестокость командиров, презрение к матросам, излишниестрогости распорядка способны лишь склонить команду изменить в момент боя и перейти на сторонуврага. Ибо если офицеру война сулит быстрый рост в чинах, а впоследствии — почет и достаток, томатросу она не приносит даже прибавки к жалованью — ничего, кроме смертельной опасности.

Ипоскольку многие из матросов даже не являются американскими гражданами, заставить их честносражаться может лишь подлинное уважение к своим командирам и чувство долга, не подорванноепостоянным унижением. Недаром лучшие в истории флотоводцы умели обходиться без телесныхнаказаний.Про себя Белый Бушлат твердо решает, что ни в каком случае не подвергнет себя порке. И стараетсяисполнять свои обязанности как можно исправнее. Но однажды, во время парусной тревоги, занимаетнеправильное место, поскольку офицер не указал ему вовремя, что именно он должен сделать. И хотяБелый Бушлат пытается оправдаться, объяснив ситуацию, ему не верят и назначают наказание кошками.Он уже готовится броситься на командира и упасть с ним вместе за борт, предпочитая смерть потередостоинства.

Но Джек Чейс и капрал морской пехоты выступают в его защиту, и капитан — впервые. —отменяет экзекуцию.В предвкушении возвращения многие матросы любовно отращивают особого фасона «морские» бороды,бакенбарды и длинные локоны. Распоряжение командира все сбрить и состричь, как полагается поМорскому уставу, едва не приводит к мятежу. Однако лучшему офицеру, прирожденному моряку попрозвищу Шалый Джек, удается успокоить матросов и уговорить их подчиниться. Только старый матросАшант так и не соглашается расстаться со своей бородой. Капитан отправляет его под плети и вкарцер на весь оставшийся срок плавания — но дух старика стоек, и когда, наконец, слышен грохотякорной цепи, Ашант победно кричит, выскочив на верхнюю палубу.

«Дома — и с бородой!»На последних милях дороги домой самодельная куртка едва не становится саваном своему хозяину.Запутавшись в её полах, Белый Бушлат срывается в океан, и, отяжелев от воды, куртка тянет его на дно,но он успевает освободиться, разрезав её ножом. С борта фрегата белое пятно принимают за акулу — исвязка зазубренных гарпунов, пронзив злополучный бушлат, быстро увлекает его в глубину.Белый Бушлат уже не вернется во флот. Да и большинство матросов клянется на прощание, что никогдабольше нога их не ступит на палубу военного корабля. Но пройдет два-три дня, и многие из них,спустив в порту до гроша свое многолетнее жалованье, снова окажутся в плавучих казармах, чтобы ещена годы подвергнуть себя унижениям и палочной дисциплине..