Михаил Пришвин - Жень-шень

После окончания русско-японской войны я выбрал трехлинейку получше и отправилсяиз Маньчжурии в Россию. Довольно скоро перешел русскую границу, перевалил какой-тохребет и на берегу океана встретился с китайцем, искателем жень-шеня. Лувен приютил меняв своей фанзе, укрытой от тайфунов в распадке Зусу-хэ, сплошь покрытом ирисами,орхидеями и лилиями, окруженном деревьями невиданных реликтовых пород, густо обвитыми лианами.Из укромного места в зарослях маньчжурского ореха и дикого винограда довелось мнеувидать чудо приморской тайги — самку пятнистого оленя Хуа-лу (Цветок-олень), какназывают её китайцы. Ее тонкие ноги с миниатюрными крепкими копытцами оказались так близко,что можно было схватить животное и связать.

Но голос человека, ценящего красоту, понимающегоеё хрупкость, заглушил голос охотника. Ведь прекрасное мгновение можно сохранить, если тольконе прикасаться к нему руками. Это понял родившийся во мне едва ли не в этимгновения новый человек. Почти сразу же, будто в награду за победу над охотником в себе,я увидел на морском берегу женщину с привезшего переселенцев парохода.Глаза её былиточь-в-точь как у Хуа-лу, и вся она как бы утверждала собой нераздельностьправды и красоты. Ей сразу же открылся во мне этот новый, робко-восторженный человек.Увы, проснувшийся во мне охотник чуть было не разрушил почти состоявшийся союз. Снова занявпокоряющую все высоту, я рассказал ей о встрече с Хуа-лу и как преодолелискушение схватить её, а олень-цветок как бы в награду обернулся царевной, прибывшейстоящим в бухте пароходом.

Ответом на это признание был огонь в глазах, пламенный румянеци полузакрытые глаза. Раздался гудок парохода, но незнакомка будто не слышала его,а я, как это было с Хуа-лу, замер и продолжал сидеть неподвижно. Со вторымгудком она встала и, не глядя на меня, вышла.Лувен хорошо знал, кого от меня увезпароход. На мое счастье, это был внимательный и культурный отец, ведь суть культуры —в творчестве понимания и связи между людьми. «Твой жень-шень еще растет, я скоро покажуего тебе».Он сдержал слово и отвел в тайгу, где двадцать лет назад был найден«мой» корень и оставлен еще на десять лет. Но изюбр, проходя, наступил на головужень-шеня, и он замер, а недавно вновь начал расти и лет через пятнадцать будет готов:«Тогда ты и твоя невеста — вы оба снова станете молодыми».Занявшисьс Луваном очень прибыльной добычей пантов, я время от времени встречал Хуа-лувместе с её годовалым олененком.

Как-то сама собой пришла мысль одомашнить пятнистыхоленей с помощью Хуа-лу. Постепенно мы приучили её не бояться нас.Когда началсягон, за Хуа-лу пришли и самые мощные красавцы рогачи. Драгоценные панты добывалисьтеперь не с такими, как прежде, трудами и не с такими травмами для реликтовыхживотных. Само это дело, творимое в приморских субтропиках, среди несказанной красоты,становилось для меня лекарством, моим жень-шенем. В своих мечтах я хотел, кроме прирученияновых животных, «оевропеить» работавших со мной китайцев, чтобы они не зависелиот таких, как я, и могли постоять за себя сами.Однако есть сроки жизни,не зависящие от личного желания. Пока не пришел срок, не создались условия — мечтатак и останется утопией.

И все же я знал, что мой корень жень-шень растет и я своегосрока дождусь. Не надо поддаваться отчаянию при неудачах. Одной из таких неудач было бегствооленей в сопки. Хуа-лу как-то наступила на хвост бурундуку, лакомившемусяупавшими из её кормушки бобами. Зверек вцепился зубами ей в ногу, и олениха, обезумевот боли, ринулась в сторону, а за ней все стадо, обрушившее ограждения. На развалинахпитомника как не думать, что Хуа-лу — ведьма, поманившая своей красотойи превратившаяся в прекрасную женщину, которая, как только я её полюбил, исчезла,повергнув в тоску. Едва же я начал справляться с ней, творческой силой разрываязаколдованный круг, как Хуа-лу порушила все это.Но все эти мудрствования всегдаразбивает сама жизнь.

Вдруг вернулась со своим олененком Хуа-лу, а когда начался гон,пришли за ней и самцы.Минуло десять лет. Уже умер Лувен, а я все еще был одинок.Питомник рос, богател. Всему свои сроки. В моей жизни вновь появилась женщина. Это былане та женщина, которая когда-то появилась, как обернувшаяся царевной Хуа-лу,Цветок-олень. Но я нашел в ней собственное мое существо и полюбил. В этом и естьтворческая сила корня жизни. Преодолеть границы самого себя и самому раскрыться в другом.Теперь у меня есть все. Созданное мной дело, любимая жена и дети. Я один из самыхсчастливых людей на земле. Однако временами беспокоит одна мелочь, ни на чтоне влияющая, но о которой надо сказать. Каждый год, когда олени сбрасывают старые рога,какая-то боль и тоска гонит меня из лаборатории, из библиотеки, из семьи.

Я идуна скалу, из трещин которой вытекает влага, будто скала эта вечно плачет. Там в памятивоскресает прошлое. Мне видится виноградный шатер, в который Хуа-лу просунула копытце,и боль оборачивается вопросом к каменному другу-скале или упреком себе. «Охотник, зачемты тогда не схватил её за копытца!».