Языков, Николай Михайлович

— известный поэт. Родился 4 марта 1803 г. В Симбирске, в богатой помещичьей семье, происходившей из древнего русского дворянства. Детство его, баловня семьи, было окружено такими условиями, которые развили в нем склонность к удовольствиям и праздности, загубив в нем одновременно всякую самостоятельность и твердость характера. Эти обстоятельства отразились, даже красной нитью прошли через всю последующую жизнь поэта. На 12-м году Я. Был отдан в Петербургский институт горных инженеров, где воспитывались два его старших брата. Не чувствуя ни малейшей склонности к главным институтским предметам — математике и математическим наукам, — он учился весьма слабо, увлекаясь в то же время чтением и поэзией. Значительное влияние на него в этом смысле оказал один из воспитателей, А.

Д. Марков, которому Я. Впоследствии посвятил прочувствованное стихотворение. Кое-как окончив курс в горном институте, Я. По совету братьев перешел в инженерный корпус. К этому времени относятся его первые, более серьезные стихотворные опыты, в общем настолько удачные, что обратили на автора внимание некоторых лиц, в том числе профессора словесности в Дерптском университете, известного литератора А. Ф. Воейкова, который открыл Я. Страницы своего журнала "Новости Литературы", а его самого пригласил перейти в Дерптский университет для занятий словесными науками. Развившееся отвращение к "мумиальному существу — музе математики". Позволило Я. С легким сердцем оставить инженерный корпус и переехать в Дерпт (1820 г.), куда влекло его также желание научиться немецкому языку, этому, по его выражению, "истинному алмазному ключу ко всему прекрасному и высокому".

Поселившись в семье лектора немецкого языка фон Борга, Я. Первое время усердно работал над изучением латинского и немецкого языков и готовился к необходимому для поступления в университет экзамену, продолжая вместе с тем трудиться и над совершенствованием своих поэтических опытов. Талант его постепенно развивался и креп. Вступительный экзамен сошел благополучно, и Я. Был принят в университет. Здесь на его литературное воспитание и поэтические упражнения существенное влияние оказал профессор русской литературы Перевощиков, человек со странными и достаточно невежественными вкусами, в значительной мере усвоенными и Я., хотя собственно на поэзии последнего мало отразившимися. Вскоре произошло знакомство Я. С Жуковским, личность и беседы которого произвели на молодого поэта неизгладимое впечатление.

Под влиянием бесед с Жуковским в Я. С новой силой пробудилась страсть к творчеству, временно было несколько заглохшая под напором усиленной работы для поступления в университет. Новые опыты вполне упрочили за ним, застенчивым, неуверенным в своих силах поэтом, литературную славу первостепенного таланта, и все журналы наперерыв добивались его сотрудничества. Поощренный этим, Я. Продолжает работать еще настойчивее, хотя слишком разбросанно, отрывочно и бессистемно. Однако у него не было силы воли, чтобы противостоять нравам окружающей его среды, в данном случае — бесшабашному образу жизни немецких буршей, и после периода интенсивной работы он с пылом неопытного юноши кинулся в омут низменных удовольствий, окружив себя "минутной младости минутными друзьями".

Чем дальше, тем больше втягивался он в жизнь кутежа и разгула немецко-студенческого кружка и свой поэтический дар стал отдавать почти исключительно на воспевание разных сторон такой жизни. Его стихотворения этого периода носят преимущественно эротический характер, сам же Я. Превращается в тип ничего не делающего и предающегося лишь удовольствиям "вечного студента". Однако среди увлечений кутежами и разгулом у Я., как и вообще у даровитых людей, наступали периоды реакции. Тогда он с необычайной энергией набрасывался на изучение русской и всеобщей истории, русской и иностранной литератур, с увлечением начинал посещать лекции, предпринимал небольшие поездки, а главное — возвращался к серьезному творчеству, редкие плоды которого все больше возбуждали к ним интерес публики, современных писателей и журнальных редакций.

К этому времени Я. Становится всеми признанным поэтом. Дельвиг был о нем высокого мнения, Пушкин уже в 1823 г. Признал его за выдающегося поэта, а в 1826 г. Писал Рылееву. "...Ты изумишься, как он (Я.) развернулся и что из него выйдет. Если уж кому завидовать, так вот кому я должен бы завидовать". Булгарин расхваливал Я. В своих "Литературных листках", Погодин просил его сотрудничества в "Московском Вестнике", Измайлов — в "Благонамеренном", Жуковский подарил ему изящный экземпляр своих произведений. Его стихотворения печатались в "Невском Альманахе". Аладьина, "Северном Архиве". И "Сыне Отечества". Булгарина, "Новостях Литературы". Воейкова, "Северной Пчеле", "Соревнователе Просвещения", "Северных Цветах", "Альционе", "Полярной Звезде".

И проч. Со своей стороны, Я. Внимательнее всего относился к "Полярной Звезде", к редакторам-издателям которой, известным впоследствии декабристам Бестужеву и Рылееву, он питал особые симпатии. В этом органе напечатано им одно из наиболее любимых стихотворений — "Родина". Летом 1824 г. Я. Ездил к себе на родину, в Симбирскую губ. Услышав об этом, Пушкин через университетского товарища Я., А. Н. Вульфа, приглашал его к себе в Михайловское. По свидетельству сестры Вульфа, Пушкин очень хотел этого свидания, но оно не состоялось, главным образом по нежеланию Я., который в это время относился к Пушкину с предубеждением. В следующем году Я. Посетил Петербург и Москву, где завязал много литературных знакомств.

После четырехлетнего пребывания на студенческой скамье он в 1825 г. Попытался было подготовиться к экзаменам, но систематические занятия оказались для его обленившегося характера непомерной трудностью, и Я. Вновь отдался кутежам, приведшим его к большим долгам. Летом 1826 г. Он уехал в свое село Тригорское, расположенное неподалеку от Михайловского Пушкина. Тогда же и состоялось наконец свидание Я. С великим поэтом. В течение нескольких месяцев жили они вместе, делясь мыслями и поэтическими думами. Этот период, описанный Я. В своем знаменитом стихотворении "Тригорское", он считал самым счастливым в своей жизни и любил вспоминать о нем до самой смерти. Личное знакомство с Пушкиным и более внимательное изучение его произведений имели для Я.

Тот результат, что он изменил выработанный под влиянием Перевощикова неблагоприятный взгляд на поэзию Пушкина в лучшую сторону, хотя от полного предубеждения к его произведениям все же не освободился. Между тем здоровье Я. Вследствие разных излишеств, от которых он не мог отказаться даже в Тригорском, пошатнулось, и по возвращении в Дерпт поэт стал страдать продолжительными и мучительными головными болями, мешавшими ему работать. Не менее мучила его и мысль о невозможности подготовиться к выпускным экзаменам, которыми его торопили родные. Неоднократные попытки поэта приняться за серьезную к ним подготовку всегда терпели неудачу, и он каждый раз снова бросался в омут кутежей, должая и запутывая свои дела.

Убедившись в полной бесполезности и даже вредности дальнейшей жизни в Дерпте, где им сделано было более чем на 28 тыс. Рублей долгов, Я. В 1829 г. Обратился к старшему брату с отчаянным письмом, прося уплатить долги, paзрешить покинуть Дерпт и обещаясь дома подготовиться к экзаменам и держать их в Казанском университете. Брат вынужден был согласиться, и Я. Переселился сначала в Симбирск, а оттуда в деревню. Однако вскоре стало ясным, что мечте об университетском дипломе не суждено было осуществиться, — слишком укоренилось в поэте отвращение к систематическому и усидчивому труду. По поводу этого, а также и других не осуществившихся мечтаний Я. Впоследствии писал. "Вообще судьба моя, несмотря на то что она вполне от меня зависит, или оттого именно, чрезвычайно странна и глупа даже.

Я все как-то не на своем месте. Пишу не в приволье, а урывками, все надеюсь на лучшее будущее, а оно не приходит". Эти собственные слова поэта лучше всего его характеризуют. Ему всегда казалось, что все зависит от счастливо и благоприятно сложившихся обстоятельств, которые втянут его в работу, в то время как сам он не предпринимал никаких шагов в этом направлении. В деревне ему показалось, что его работа пойдет успешно, если он переселится в Москву, куда он и поспешил. Здесь он поселился в семье Елагиных, с которой всю жизнь у него были самые задушевные отношения. Окружающая среда подействовала на Я. В моральном смысле весьма благоприятно, но излечить его от беспечности, отсутствия выдержки и усидчивости не могла.

В отношении занятий жизнь его здесь, как и всюду, сложилась в высшей степени беспорядочно. Он то увлекался гомеопатией и даже переводил с немецкого соответственные книги (сочинения Ганемана), то начинал собирать народные песни для сборника своего друга П. В. Киреевского и сотрудничать в его журнале "Европеец", то возвращался к тяготившим его университетским наукам. В начале 1831 г. Он окончательно оставил всякую надежду на возможность получить университетский диплом, что и выразил в письме к старшему брату. "Вот что мне хочется сделать с самим собою, — писал Я. — отложить попечение об экзамене, потому что, кажется, пора назвать глупыми мои толки об нем и сборы к нему, и определиться здесь куда-нибудь, хоть в архив, примерно на год, прожить этот год в стихописании, а потом, получив чин, переселиться в деревню, в глушь заволжскую, и вести жизнь тихую, трудолюбивую и, следственно, благородную и прекрасную".

Несомненно, что в этих словах чувствуется усталость жизнью. В середине 1831 г. Я. Действительно поступил на службу в межевую канцелярию, после чего, по его выражению, "мог уже бездействовать по праву". В Москве он несколько раз виделся с Пушкиным, сошелся с Погодиным, С. Т. Аксаковым и др. И предпринял издание своих стихотворений. Согласно своим видам, изложенным в выше цитированном письме, Я. В 1832 г. Переселился в деревню (Языково), Симбирской губ., где и прожил несколько лет, "наслаждаясь — как он сам говорил — поэтической ленью".Осенью 1836 г. С новой силой возобновились у Я. Одно время было ослабевшие его недуги — солитер, болезнь спинного мозга и др., которые начали так быстро прогрессировать, что поэт вскоре не мог прямо ходить и весной следующего года принужден был уехать для лечения в Москву, куда сопровождал его П.

В. Киреевский. Знаменитый врач Иноземцев, осмотрев Я., посоветовал ему как можно скорее ехать за границу. В сопровождении того же Киреевского Я. Уехал в Мариенбад, оттуда в Ганнау, где пользовался услугами знаменитого Коппа. Весной 1839 г., значительно оправившись, перебрался в Крейцнах, оттуда в Гастейн и наконец в Рим, куда прибыл в ноябре. Благодатный климат Италии настолько восстановил силы поэта, что последний уже начал подумывать о возвращении в Россию. Однако в Ганнау, куда Я. Прибыл в 1840 г., доктор Копп, к которому поэт относился с величайшим уважением, решительно воспротивился этому плану и отправил Я. В купальное место Швальбах. В половине августа 1841 г. Он в третий раз был в Ганнау, где встретился и подружился с Гоголем.

Последний скоро уехал в Москву печатать "Мертвые души", но в следующем году вернулся и увез Я. С собой в Венецию и Рим. Дружба Я. И Гоголя вначале была горячей и искренней, хотя выражалась преимущественно в поверхностной симпатии — сочувственном отношении каждого из них к таланту другого, свойственной им обоим религиозности и сходных телесных недугах. Однако в Риме, несмотря на нежность и заботливость Гоголя к Я., между ними наступило заметное охлаждение. "Холодно мне и скучно, и даже досадно, — писал Я. Об этом периоде, — что я согласился на льстивые слова Гоголя и поехал в Рим, где он хотел и обещался устроить меня как нельзя лучше. На деле вышло не то. Он распоряжается крайне безалаберно, хлопочет и суетится бестолково, почитает всякого итальянца священной особой, почему его и обманывают на каждом шагу.

Мне же, не знающему итальянского языка, нельзя ничего ни спросить, ни достать иначе как через посредство моего любезного автора Мертвых душ. Я же совещусь его беспокоить и вводить в заботы, тем паче что из них выходит вздор". Ясно, что причинами их взаимного охлаждения были мелкие житейские дрязги, обострявшиеся на почве болезненного состояния обоих поэтов. Кончилось тем, что они расстались — Гоголь остался в Италии, а Языков уехал на родину, по которой стал сильно тосковать. Сохранившаяся между ними переписка очень характерна, особенно для Гоголя, который в это время уже переживал начало своего мистического периода.В августе 1843 г. Я. Был уже в Москве. Отчаявшись в возможности излечения своих недугов, с горьким сознанием беспомощности, он стал вести безотрадную и однообразную жизнь в четырех стенах, лишь изредка выезжал, чтобы подышать чистым воздухом.

Он медленно угасал. Этот период жизни Я. Разнообразился лишь устроенными им у себя еженедельными (по вторникам) собраниями знакомых писателей да тем участием, которое больной поэт принимал в интересах литературного и ученого мира. Внимание его в это время приковала разгоревшаяся страстная полемическая борьба между западниками и славянофилами. В начале Я. Сохранял положение беспристрастного зрителя и одинаково относился к обоим направлениям и представителям их, дружил со славянофилами, но дружил также и с западниками и с горячим сочувствием, например, отнесся к чествованию Грановского после его знаменитых лекций. Но из роли беспристрастного зрителя он постепенно превратился в пылкого приверженца идей и взглядов славянофилов.

Каковы были мотивы, вынудившие Я. Стать на определенную сторону, трудно сказать. Отчасти сыграли здесь роль родственные связи, отчасти же — резкие критические статьи о нем Белинского в "Отечественных Записках". По-видимому, были и другие причины. Как бы то ни было, в 1844 г. По рукам начало ходить написанное Я. Послание "К ненашим", получившее в свое время громкую известность как своими замечательно звучными стихами, так и крайне запальчивыми и несправедливыми нападками на западников (в том числе Чаадаева, Грановского, Герцена и др.), которые объявлены были Я. Врагами отечества. Стихотворение вызвало негодование в противоположном лагере. Даже некоторые слафянофилы были им недовольны. Это сильно ожесточило Я., и он утратил всякое беспристрастие по отношению к обоим направлениям, встречая резкими нападками все, что исходило из лагеря западников, и непомерными похвалами все славянофильское.

В половине декабря 1846 г. Я. Простудился, заболел горячкой, и 26-го декабря 1846 г. Скончался. Похоронен он в Даниловом монастыре. // .