Полонский Яков Петрович

Iодин из главных русских поэтов послепушкинской эпохи, род. 6 декабря 1820 г. В Рязани, сын чиновника. Учился в местной гимназии, потом в Московском унив., где его товарищами были Фет и С. М. Соловьев. По окончании курса П. В качестве домашнего учителя провел несколько лет на Кавказе (1846—52), где был помощником ред. "Закавказ. Вестн." и за границею. В 1857 г. Женился, но скоро овдовел. Во второй раз 1866 г. Женился на Жозефине Антоновне Рюльман (скульптор-любительница, известная, между прочим, бюстом Тургенева, поставленным в Одессе). По возвращении в Россию он долго служил цензором в Комитете иностранной цензуры. С 1896 г. Состоит членом совета Главного управления по делам печати. — В совокупности стихотворений П. Нет той полной гармонии между вдохновением и размышлением и того убеждения в живой действительности и превосходстве поэтической истины сравнительно с мертвящей рефлексией, какими отличаются, напр., Гёте, Пушкин, Тютчев.

П. Был очень впечатлителен и к тем движениям новейшей мысли, которые имели антипоэтический характер. Во многих его стихотворениях преобладает прозаичность и рассудочность. Но там, где он отдается чистому вдохновению, мы находим у него образцы сильной и своеобразной поэзии. Типичные стихотворения П. Имеют ту отличительную черту, что самый процесс вдохновения — переход или порыв из обычной материальной и житейской среды в область поэтической истины — остается ощутительным. Обыкновенно в поэтических произведениях дается готовый результат вдохновения, а не самый подъем его, остающийся скрытым, тогда как у П. Он чувствуется иногда в самом звуке его стихов, например:То не ветер — вздох АврорыВсколыхнул морской туман...В одном из первых по времени стихотворений П.

Как будто заранее очерчены область и характер его поэзии:Уже над ельником из-за вершин колючихСияло золото вечерних облаковКогда я рвал веслом густую сеть плавучихБолотных трав и водяных цветов.От праздной клеветы и злобы черни светскойВ тот вечер наконец мы были далекоИ смело ты могла с доверчивостью детскойСебя высказывать свободно и легко.И голос твой пророческий был сладокТак много в нем дрожало тайных слезИ мне пленительным казался беспорядокОдежды траурной и светло-русых кос.Но грудь моя тоской невольною сжималасьЯ в глубину глядел, где тысячи корнейБолотных трав невидимо сплеталосьПодобно тысяче живых зеленых змей.И мир иной мелькал передо мноюНе тот прекрасный мир, в котором ты жила...И жизнь казалась мне суровой глубиноюС поверхностью, которая светла."Пленительным беспорядком" отличаются произведения П.

Есть в них и "траур" по мирскому злу и горю, но голова его музы сияет отражением небесного света. В ее голосе смешиваются тайные слезы переживаемого горя с пророческою сладостью лучших надежд. Чувствительная — быть может, даже слишком — к суете и злобе житейской, она стремится уйти от них "за колючие вершины земли" "в золотые облака" и там "высказывается свободно и легко, с доверчивостью детской". Исходя из противоположности между тем прекрасным и светлым миром, где живет его муза, и той "суровой глубиной" действительной жизни, где сплетаются болотные растения зла своими "змеиными корнями", П. Не остается (подобно Фету) при этом дуализме. Не отворачиваясь безнадежно от темной действительности, не уходя всецело в мир чисто поэтических ощущений и созерцаний, он находит примирение между этими двумя областями в той идее, которая уже давно носилась в воздухе, но вдохновляла более мыслителей и общественных деятелей, нежели поэтов.

У П. В самое художественное его настроение входит эта идея совершенствования, или прогресса. Хотя он не видит в истории тех определенных положительных идеалов (христианского царства), в которые верил Тютчев, но она не есть для него, как для шопенгауэрианца Фета, только "торжище развратной толпы", "буйной от хмеля преступлений". Он слышит в ней "глагол, в пустыне вопиющий, неумолкаемо зовущий. О подними свое чело. Чтоб жизнь была тебе понятна, или вперед и невозвратно. Туда, где впереди так много сокровищ спрятано у Бога". Та безмятежно блаженная красота, которая открывается поэтическому созерцанию природы, должна будет открыться и в жизни человечества, как конец ее борьбе и тревогам. "верь знаменованью — нет конца стремленью, есть конец страданью!" Бодрое чувство упования на лучшую будущность внушается П.

Не одними "знамениями" природы, но и историческими переменами (напр. Стих. "На корабле", напис. В 1856 г.). Надежды на спасение "родного корабля" поэт не отделяет от веры в общее всемирное благо. Широкий дух всечеловечности, исключающей национальную вражду, свойствен более или менее всем истинным поэтам. Из русских он всех решительнее и сознательнее выражается, после А. Толстого, у П., особенно в двух стихотворениях, посвященных Шиллеру (1859 г.) и Шекспиру (1864 г.). Не примыкая к радикальным общественным движениям своего времени, П. Относился к ним с сердечною гуманностью, особенно к жертвам искреннего увлечения (напр. Стих. "Что она мне — не сестра, не любовница"). Вообще, храня лучшие заветы Пушкина, П."пробуждал лирой добрые чувства" и "милость к падшим призывал".

— В ранние годы надежды поэта на лучшую будущность для человечества были связаны с его юношескою безотчетной верой во всемогущество науки:Царство науки не знает пределаВсюду следы ее вечных побед —Разума слово и делоСила и свет........................................Миру как новое солнце сияетСветоч науки, и только при немМуза чело украшаетСвежим венком.Но скоро поэт отказался от культа науки, познающей то, что бывает, а не творящей то, что должно быть. Его муза внушила ему, что "мир с могущественной ложью и с бессильною любовью" может быть перерожден лишь "иною, вдохновляющей силой" — силой нравственного труда при вере "в Божий суд, или в Мессию":С той поры, мужая сердцемПостигать я стал, о МузаЧто с тобой без этой верыНет законного союза.Вместе с тем П.

Решительнее прежнего высказывает убеждение, что настоящий источник поэзии есть объективная красота, в которой "сияет Бог" (стих. "Царь-Девица"). Лучшие и наиболее типичные из небольших стихотворений П. ("Зимний путь", "Качка в бурю", "Колокольчик", "Возвращение с Кавказа", "Пришли и стали тени ночи", "Мой костер в тумане светит", "Ночью в колыбель младенца" и др.) отличаются не столько идейным содержанием, сколько силою непосредственного задушевного лиризма. Индивидуальную особенность этого лиризма нельзя определить в понятиях. Можно указать только некоторые общие признаки, каковы (кроме упомянутого в начале) соединение изящных образов и звуков с самыми реальными представлениями, затем смелая простота выражений, наконец — передача полусонных, сумеречных, слегка бредовых ощущений.

В более крупных произведениях П. (за исключением безупречного во всех отношениях "Кузнечика-музыканта") очень слаба архитектура. Некоторые из его поэм не достроены, другие загромождены пристройками и надстройками. Пластичности также сравнительно мало в его произведениях. Зато в сильной степени обладают они свойствами музыкальности и живописности, последнею — особенно в картинах кавказской жизни (прошлой и настоящей), которые у П. Гораздо ярче и живее, чем у Пушкина и Лермонтова. Помимо исторических и описательных картин, и собственно лирические стихотворения, вдохновленные Кавказом насыщены у П. Настоящими местными красками (напр. "После праздника"). Благородные, но безымянные черкесы старинного романтизма бледнеют перед менее благородными, но зато живыми туземцами у П., вроде татарина Агбара или героического разбойника Тамур-Гассана.

Восточные женщины у Пушкина и Лермонтова бесцветны и говорят мертвым литературным языком. У П. Их речи дышат живой художественною правдой:Он у каменной башни стоял под стенойИ я помню. На нем был кафтан дорогойи мелькала под красным сукномГолубая рубашка на нем...........................................Золотая граната растет под стеной;Всех плодов не достать никакою рукой;Всех красивых мужчин для чегоСтала б я привораживать!..........................................Разлучили, сгубили нас горы, холмыЭриванские. Вечно холодной зимыВечным снегом покрыты оне!..................................Обо мнеВ той стране, милый мой, не забудешь ли ты?Хотя к кавказской жизни относится и личное признание поэта. "Ты, с которой так много страдания терпеливой я прожил душой" и т.

Д., но как итог молодости он вынес бодрое и ясное чувство духовной свободы:Душу к битвам житейским готовуюЯ за снежный несу перевал.................................................Все, что было обманом, изменоюЧто лежало на мне словно цепь, —Все исчезло из памяти — с пеноюГорных рек, выбегающих в степь.Это чувство задушевного примирения, отнимающего у "житейских битв" их острый и мрачный характер, осталось у П. На всю жизнь и составляет преобладающий тон его поэзии. Очень чувствительный к отрицательной стороне жизни, он не сделался, однако, пессимистом. В самые тяжелые минуты личной и общей скорби для него не закрывались "щели из мрака к свету", и хотя через них иногда виделось "так мало, мало лучей любви над бездной зла", но эти лучи никогда для него не погасали и, отнимая злобность у его сатиры, позволили ему создать оригинальнейшее его произведение "Кузнечик-музыкант".

Чтобы ярче представить сущность жизни, поэты иногда продолжают ее линии в ту или в другую сторону. Так, Дант вымотал все человеческое зло в девяти грандиозных кругах своего ада. П., наоборот, стянул и сжал обычное содержание человеческого существования в тесный мирок насекомых. Данту пришлось над мраком своего ада воздвигнуть еще два огромные мира — очищающего огня и торжествующего света. П. Мог вместить очищающий и просветляющий моменты в тот же уголок поля и парка. Пустое существование, в котором все действительное мелко, а все высокое есть иллюзия, — мир человекообразных насекомых или насекомообразных людей — преобразуется и просветляется силою чистой любви и бескорыстной скорби. Этот смысл сосредоточен в заключительной сцене (похороны бабочки), производящей, несмотря на микроскопическую канву всего рассказа, то очищающее душу впечатление, которое Аристотель считал назначением трагедии.

К лучшим произведениям П. Относится "Кассандра" (за исключением двух лишних пояснительных строф — IV и V, ослабляющих впечатление). В больших поэмах П. Из современной жизни (человечьей и собачьей), вообще говоря, внутреннее значение не соответствует объему. Отдельные места и здесь превосходны, напр. Описание южной ночи (в поэме "Мими"), в особенности звуковое впечатление моря:И на отмели песчаныТочно сыплет жемчугамиПерекатными. И мнитсяКто-то ходит и боитсяРазрыдаться, только точитСлезы, в чью-то дверь стучитсяТо, шурша, назад волочитПо песку свой шлейф, то сноваВозвращается туда же...В позднейших произведениях П. Явственно звучит религиозный мотив, если не как положительная уверенность, то как стремление и готовность к вере.

"Блажен, кому дано два слуха — кто и церковный слышит звон, и слышит вещий голос Духа". Последнее собрание стихотворений П. Достойно заканчивается правдивым поэтическим рассказом "Мечтатель", смысл которого в том, что поэтическая мечта рано умершего героя оказывается чем-то очень реальным. Независимо от стремления к положительной религии П. В своих последних произведениях заглядывает в самые коренные вопросы бытия. Так, его поэтическому сознанию становится ясною тайна времени — та истина, что время не есть создание нового по существу содержания, а только перестановка в разные положения одного и того же существенного смысла жизни, который сам по себе есть вечность (стих. "Аллегория", яснее — в стихотв. "То в темную бездну, то в светлую бездну" и всего яснее и живее — в стихотв.

"Детство нежное, пугливое"). Кроме больших и малых стихотворений, П. Написал несколько обширных романов в прозе. "Признания Сергея Чалыгина" (СПб., 1888), "Крутые горки" (СПб., 1888), "Дешевый город" (СПб., 1888), "Нечаянно" (М., 1844). Его юморист. Поэма "Собаки" изд. В 1892 г. (СПб.). Сборники стихотв. П. "Гаммы" (1844), "Стихотв. 1845 г." (1846), "Сазандар" (1849), "Несколько стихотворений" (1851), "Стихотворения" (1855, "Оттиски" (1860), "Кузнечик-музыкант" (1863), "Разлад" (1866), "Снопы", (1871), "Озими" (1876), "На закате (1881) "Стихотворения 1841—85 г." (1885). "Вечерний звон" (1890). Полное собр. Стихотворений П. Изд. В 1896 г. В 5 т. Собрание сочинений изд. В 1860 г. В 3 т., в 1886 г. — в 10 т. Ср. О П. Белинский, "Сочин." (т. X). Добролюбов (т.

III). Эдельсон, в "Библиотеке для чтения" (1864, № 6). Арсеньев, "Критические этюды" (т. II). Страхов, в "Заре" (1871, № 9). Кельсиев, во "Всемирном труде" (1868, № 9). "Историческом вестнике" (1887, № 5). Вл. Соловьев, в "Ниве" (1896, № 2 и 6). Я. П. Полонский, "Рецензент Отечественных Записок и ответ ему" (СПб., 1871, брошюрка). Евг. Гаршин, "Поэзия Я. П. Полонского" (СПб., 1887). Перцов, "Философские течения в русской поэзии".Вл. Соловьев.II(дополнение к статье)поэт. Ум. 18 октября 1898 г..