Раден Эдита Федоровна

(баронесса, 1825—85) — одна из замечательнейших женщин высшего русского общества. Многосторонности ее глубокого образования много содействовали частые пребывания в культурных центрах Западной Европы, личное общение и переписка с выдающимися деятелями науки, искусства и государственного управления. Великая княгиня Елена Павловна оценила светлый ум, высокий нравственный строй и благородный характер баронессы Р. И избрала ее своей фрейлиной. В этом звании Р. Сделалась не только преданным и правдолюбивым ее другом, но и ближайшей ее сотрудницей во всех общеполезных начинаниях и живым посредствующим звеном между ней в замечательными людьми, которых приближала к себе великая княгиня. В конце сороковых и начале пятидесятых годов "четверги" великой княгини составляли нравственный очаг, около которого отогревались эти люди, находя симпатию и поддержку среди тогдашней общественной атмосферы, крайне неблагоприятной для самостоятельного развития личности.

С воцарением Александра II здесь стали собираться деятели, которых годы задушевных желаний, серьезного труда и горячей веры в духовные силы любимого ими народа подготовили к руководящему участию в осуществлении великих реформ, встречавших содействие и сочувствие великой княгини [см.]. Баронесса Р. Играла в это время значительную роль, настойчиво поддерживая стремления своего высокого друга и ободряя людей, которые, выражаясь словами одного из предсмертных к ней писем Ю. Ф. Самарина, познавали на опыте цену ее "верной, надежной руки". В скромной квартире баронессы Р., где она прожила более 30 лет, в одном из флигелей Михайловского дворца, сходились со своими планами и надеждами, тревогами и сомнениями в различные фазисы работ, предшествовавших падению крепостного права, Николай Милютин, князь Черкасский, Юрий Самарин.

Сюда приходили для живого обмена мыслей И. С. Аксаков, Ф. M. Дмитриев, Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин. Здесь просиживал вечера Тургенев, блистал саркастическим юмором и самыми разнородными званиями Эйхвальд, внимательно приглядывался и прислушивался к окружающему Макензи-Валлас [см.]. В уютный кабинет приветливой хозяйки с ее ясной, определительной и всегда глубоко содержательной речью, с ее неправильными чертами лица, оживленными светлым и вместе строгим, как весь ее нравственный облик, взором приходили отдохнуть от работы и набраться возвышающих впечатлений выдающиеся ученые, писатели, художники и государственные люди — Рубинштейн, князь Одоевский, Пирогов, многим обязанный баронессе Р. В минуты тяжелых испытаний, и многие другие.

До самой кончины Р. Она с утра до ночи была доступна для людей, нуждавшихся в ней материально, ибо чужая беда, нищета и немощь всегда встречали в ней горячий и разумный отклик до самых крайних пределов ее скромных средств — и для нуждавшихся в ней нравственно, как в советнице и руководительнице. Упорная ненавистница всего лживого, неискреннего и своекорыстного, она была всегда верна девизу "Wahrheit gegen Feind und Freund" и оставалась неизменным и справедливым другом тех, в чьи хорошие нравственные стороны она уверовала. Ее обширная переписка, разнообразная по содержанию и превосходная даже в стилистическом отношении, на каком бы языке она ни писала, заключает в себе массу указаний на такое ее отношение к замечательным друзьям ее.

"Одно из божественных свойств, меня всегда всего более трогавших, — пишет она, — есть непоколебимость. В основание отношений между друзьями должна именно быть положена такая непоколебимость, иначе дружба потеряла бы свое высокое значение. — я не могу изменяться в отношении к друзьям, потому что мое чувство коренится в том, что в них истинно и, следовательно, вечно. Сложная природа некоторых из них, с их возвышенными порывами и падениями долу, должна быть рассматриваема и судима с той справедливостью, которая внушается искренним чувством, способным отличать случайное от существенного в человеке". Переписка Р. С Ю. Ф. Самариным (изд. В Москве, 1893) представляет драгоценный обмен мыслей, чувств и убеждений между двумя сильными и высокими духовными организациями.

Старый спор их о значении особенностей общественного строя Прибалтийского края по отношению к правам русской государственности разрешился появлением "Окраин России", очень взволновавших Р. И показавшихся ей, стоявшей в значительном отдалении от местной действительности, "собранием негодных аргументов, смелых гипотез и даже клевет". В ее письмах прозвучала нота разрыва. Но когда она узнала о стеснительно-карательных мероприятиях против книги и ее автора, она поспешила написать ему. "я не отрекусь от вас в часы вашей печали и испытаний. Вы можете рассчитывать на мою дружбу" — и все восемь лет, протекших до кончины Самарина (в 1876 г.), полны осуществлением этого обещания. Высокая правдивость Р. Заставила ее на основании личного опыта сознаться, что Самарин был в некоторых своих взглядах совершенно прав.

Практически деятельность Р. — в которой она неизменно являлась сначала помощницей, потом продолжательницей вел. Кн. Елены Павловны — отличалась большим разнообразием. После кончины вел. Княгини она стала оберегательницей основанных ею общеполезных, санитарных и воспитательных учреждений и блюстительницей в них того духа, которому они были обязаны своими существованием. Так, напр., она приняла горячее участие в организации и развили Крестовоздвиженской общины, Елисаветинской детской больницы, Еленинского женского училища, которого она была постоянной попечительницей. Она настойчиво работала над осуществлением мысли великой княгини о создании высшего учебно-медицинского института для довершения образования уже окончивших курс врачей (он получил впоследствии название Еленинского клинического института).

Назначенная в 1875 г. Членом совета учреждений вел. Кн. Елены Павловны, Р. Своим отзывчивым отношением к нуждам этих учреждений и светлым, энергическим умом охраняла и их, и самый совет от бюрократического формализма. За этот же период своей жизни ей пришлось с крайним напряжением сил заняться организацией) санитарных отрядов и разнообразных работ для помощи раненым во время войны 1877—78 гг., причем непререкаемое уважение, которым она пользовалась в обществе, дало ей возможность сплотить на этом деле самые разнородные и подчас весьма трудные на подъем элементы. После смерти принца П. Г. Ольденбургского ей был поручен активный надзор над делом высшего женского воспитания. Новая деятельность взяла все ее время и силы.

Она не ослабевала ни на минуту в стремлении к постановке вверенного ей дела на рисовавшуюся ей нравственную и практическую высоту, не смущаясь неудовольствиями, возбуждаемыми ее прямолинейностью в требовании исполнения всеми своего долга, как она его понимала, — и нередко переживая тяжелые минуты. Деятельность ее в этом отношении была слишком кратковременна, чтобы дать прочные и систематические результаты, но возвышенность ее целей не подлежит никакому сомнению. "В воспитании, — писала она, — главная забота должна состоять не в том только, чтобы привести детей к порядку и ввести в известные границы. Надо приложить заботу к тому, чтобы жизнь возрастала и развивалась, не обезображиваясь в лишенных гибкости рамках и не обеспложиваясь в неподвижной рутине — в этих немудреных средствах управления, столь удобных для косных натур и преданных формализму правителей...".

В самый разгар ее деятельности смерть послала ей своих предвестников. Но, сознав в себе роковой недуг, она продолжала жить и работать, как будто смерти нет, вовсе не заботясь, что она подходит. Дважды перенесенная с геройским терпением тепло верующей души мучительная операция не спасла для русского общества эту замечательную женщину, которая имела заслуженное право на название "государственного человека". 9 октября 1885 г. Ее не стало. Холодная на вид и гордая в отношениях со светской толпой, — теплая и доступная для тех, в ком она различала дорогие ей общечеловеческие духовные черты, — она вдумчиво поняла и оценила особенности русского народа, благу которого она бескорыстно и непреклонно, не смотря на подчас трудные стороны своей обстановки, служила всю жизнь.

Как и вел. Кн. Елена Павловна, бар. Р. Могла бы сказать русскому обществу, оглядываясь на свою жизнь, горевшую и потухшую, как нравственный маяк, словами поэта. "я больше русская была, чем многие по крови вам родные".А. Кони..