Юноша

(Klemens Junosza) — псевдоним талантливого польского беллетриста Шанявского. Род. В 1849 г. Рано лишился родителей. Учился в седлецкой и люблинской гимназиях, короткое время служил в счетной палате, затем переселился в деревню, где изучал сельский быт, писал корреспонденции в газете "Kolce". Литературные интересы заставили его переселиться в Варшаву (1877). Здесь он получил работу в лучших изданиях и, обладая хорошей техникой, глубоким знанием нужд польского крестьянства, писал одновременно в нескольких журналах и газетах. Ю. Работал при тяжелых материальных условиях, писал быстро, не отделывая и даже не перечитывая, но все же давал яркие типы, цельные картины. 30-летняя работа расстроила его здоровье. Незадолго до смерти он мечтал перебраться в какой-нибудь фольварк, хозяйничать и лишь изредка писать для народа, но в 1898 г.

Умер в санатории.Первый сборник произведений Ю. Вышел в Варшаве в 1884 г. Под общим заглавием "Z Mazurskiej ziemi". Сюда вошли четыре повести — "Na zgliszczach", "Zaciarz", "Pulkownik" и "Spełnione marzenia". Остальные появлялись в разных журналах, отдельными книгами, выдерживавшими по нескольку изданий, или сборниками. При жизни автора в Варшаве начало выходить полное собрание сочинений его, в 10 томах. Более популярны из произведений Ю. "Pan sędzia", "Z antropologii wiejskiej", "Czarne bloto", "Pająki", "Stracone szczęście", "Pany bracia", "Nasi żydzi w miasteczkach i na wsiach", "Obrazki szare", "Powtórne życie". "Z zapadlych kątów", "Syzyf", "Po burzy", "Na bruku", "Wnuczek", "Icek podwójny", "Musykanci".

В них фигурирует обыкновенно польская деревня, с простодушными хлопами и резонерствующими шляхтичами. Те и другие влюблены в землю и отрицательно относятся к городской жизни. Некоторые повести рисуют городскую жизнь, преимущественно евреев.Фабулы повестей и рассказов Ю. Несложны. Критики справедливо указывают на повторения сюжетов и на родственность излюбленных автором типов. Одна из характерных особенностей Ю. Состоит в том, что герои его никогда не теряют надежды на лучшее будущее, так как средство против неизбежного пессимизма у каждого под рукой. Это — труд. Вот почему, несмотря на общий мрачный колорит повестей Ю., герои которых подавлены невзгодами и никогда не могут выбраться на более счастливую дорогу, — отличительной чертой Ю., сравнительно с другими реалистами-бытописателями Польши, служат яркий оптимизм и непосредственный юмор.

Более близкие ему по духу герои смотрят на мир "сквозь розовые стекла". В связи с этой чертой находится снисходительное отношение автора к порокам выводимых им лиц. Он хорошо понимает те исторические и социальные условия, которые делают человека жестоким, жадным, хитрым, а потому не вглядывается глубоко в их психологию. Отдавая дань современным вопросам социально-экономического характера, Ю. Не раз скорбит по поводу того, что крупный и мелкий шляхтич охотно оставляет свою "чересполосицу с сервитутом" ("Stracone szczęście") и бежит в город, на чужбину, быстро теряя национальные черты. Зато автор сочувствует тем из них, кто привязан к своей деревне, ни на что не променяет жалкую землю, едва доставляющую пропитание, кто готов переносить лишения и трудиться до упаду, лишь бы не расставаться с родными местами.

Если земельный надел совсем уменьшился, то горю все-таки можно помочь, "убыль пространства вознаградить трудом и умелым ведением хозяйства" ("Syzyf"). Стоит только подняться ценам на хлеб — и грустное настроение сменится радостью. Расправятся морщины на лице старого шляхтича, он крутит усы, его речи становятся снова бодрыми. Устами пана Онуфрия Ю. Негодует на соседа, который задумал устроить на своей земле-кормилице фабрику. "настоящий" землевладелец не должен заботиться только о поднятии доходности имения. Земля для него — родная стихия, воздух, без которого погибает все живое. Только в таких эпизодах Ю. Переходит в элегический тон, с грустью предчувствуя бытовой крах старого шляхетства. В этом смысле его называют "беллетристом-ликвидатором шляхетства и певцом его могикан".В одной области Ю.

Не знал соперников и единогласно признан артистом. Это — изображение еврейского быта, тех специфических польских "жидов-пауков", которые живут своей моралью, имеют свой язык ("Pająki"). Знал он их в совершенстве, даже изучил жаргон, читал произведения известного еврейского беллетриста Фельдмана и перевел на польский язык лучшие повести С. Абрамовича. "Еврейский Дон Кихот" ("Don Kiszot žydowski", 1885) и "Кляча" ("Szkapa",1886). Ошибочно было бы видеть в Ю. Антисемита. Его нельзя упрекнуть ни в идеализации, как Ожешко и Балуцкого, ни в тенденции, как Севера. Он не проливает слез над судьбой еврея-горемыки и не возмущается евреем-пауком, не вызывает в читателе отвращения к последнему. Его миссия здесь такая же примиряющая, как и в изображении умирающего шляхетства.

При всех плутнях и мелочном своекорыстии, каждый еврей фигурирует у Ю. Как человек, как результат сложных социально-экономических условий. Если автор и не прочь посмеяться над евреем, то отнюдь не унижает его и, в конце концов, под смешным лапсердаком показывает живую душу польского парии. В этом отношении некоторые рассказы Ю. Напоминают Акакия Акакиевича в гоголевской "Шинели".Крупным внешним достоинством повестей Ю. Является язык его героев. П. Хмелёвский считаете Ю. Большим мастером по части разговорной речи евреев и хлопов, "не той условной, которая принята в польских повестях, т. Е. Основанной на особенностях мазурского говора или грубых выражениях, а специфически окрашенной на протяжении всего разговора. Его Мартин Гайда, характер очень благородный, под другим пером мог бы выйти образом книжным, но у Ю.

Отличается правдивыми и натуральными чертами". Действительно, диалоги Ю. Выполнены художественно, напоминая Левитова, ГлебаУспенского или Горбунова. Недостатки повестей Ю. — плохая отделка, объясняемая спешностью работы. Игнорирование природы, которая выводится у него только в роли служебной, как фон картины. Однообразие и некоторая наивность фабул, построенных иногда слишком искусственно. Плохо скрываемая дидактическая цель некоторых рассказов. Наконец, утомительные нравоучения, которые не всегда идут к делу и в то же время не могут быть причислены к так называемым лирическим отступлениям. Ю. Принадлежат также переводы из Тургенева.Литература. Р. Chmelowski, "Nasi powieścipisarze. Zarysy literarske, Serya II" (Варшава и Краков, 1900, особый очерк о Ю.).

"Biblioteka dzieł wyborowych" (№ 31, Варшава, 1898, 5—10. Предисловие Т. Jeske-Choińskego). W. Feldman, "Współczesna literatura polska, 1880—1901" (Варшава, 1902, 176—177). Его же, "Piśmennictwo polskie ostatnich lat dwudziestu" (Львов, 1902, т. I, 200—202, 208). Некрологи Ю., с общей оценкой его литературной деятельности, были помещены в разных журналах за 1898 год. На русском языке характеристика повестей Ю. У К. Храневича, "Очерки новейшей польской литературы" (СПб., 1904, 18—47). Переводы помещались в разных журналах, а отдельно изданы. "Сизиф. Картинки деревенской жизни" (Москва, 1892), "Жена с ярмарки. Повесть из сельского быта" (М., 1898), "Еврейский Дон Кихот. Произведение еврейской жаргонной литературы" (Казань, 1899), "Пауки.

Еврейские сцены и картины городской жизни" (СПб., 1899), "На мостовой. Повесть из городской жизни" (М., 1899), "В глуши" (М., 1899), "Музыканты. Эскиз с натуры" (Харьков, 1902) и др.А. И. Яцимирский..