Булат Окуджава - Будь Здоров, Школяр

Моздокская степь. Идет война с фашистской Германией. Я — боец, минометчик. Я москвич,мне восемнадцать лет, второй день на передовой, месяц в армии, и я несу командиру полка«очень ответственный пакет». Где этот командир — неизвестно. А за невыполнениезадания — расстрел. Кто-то силой втягивает меня в окоп. Объясняют, что ещё сто метров,и я нарвался бы на немцев. Меня ведут к командиру полка. Тот читает донесениеи просит передать моему командиру, чтобы таких донесений больше не посылал. Я мечтаюо том, как приду обратно, доложу, напьюсь горячего чая, посплю — теперь я имею право.В нашей батарее Сашка Золотарев, Коля Гринченко, Шонгин, Гургенидзе, командир взвода —младший лейтенант Карпов. Коля Гринченко, что бы он ни говорил, всегда «очаровательноулыбается».

Шонгин — «старый солдат». Он служил во всех армиях во время всехвойн, но ни разу не выстрелил, ни разу не был ранен. Гургенидзе — маленькийгрузин, на носу у него всегда висит капелька.Вчера приходила Нина, «красивая связистка», она замужем. «А ты совсем ещёмалявка, да?» — спросила она. Придет Нина сегодня или нет?Вот она идет, рядом с ней незнакомая связистка. Вдруг вдалеке разрыв. Кто-то кричит:«Ложись!» Я вижу, как Нина медленно поднимается с грязного снега, а та, другая, лежитнеподвижно. Это первая наша мина.Я потерял ложку. Есть нечем. Ем кашу щепочкой. Мы идем в наступление. «Что у тебяс ладонями?» — спрашивает старшина. Ладони мои в крови. «Это от минныхящиков», — говорит Шонгин.Сашка Золотарев делает на палочке зарубки в память о погибших.

На палочке ужене осталось места.Я прихожу в штаб полка. «А у тебя глаза хорошие», — говорит Нина. От этихслов у меня за спиной вырастают крылья. «Я завтра приду к тебе, ты мненравишься», — говорю я. «Я многим нравлюсь, здесь ведь кроме меня никогои нет», — отвечает она. Мы меняем позиции. Едем на машине. Идет снег пополамс дождем. Ночь. Мы останавливаемся и стучимся в какую-то хату. Хозяйка впускает нас. Всеукладываются спать. «Лезь ко мне», — говорит с печки тихий голос.«А ты кто?» — спрашиваю я. «Мария Андреевна». Ей шестнадцать лет. «Идипоближе», — говорит она. «Пусти», — говорю я. «Ну и вались на своюлавку, раз тебе с людьми тесно». На следующий день ранит Гургенизде.«Попадалься», — грустно улыбается он. Его отправляют в госпиталь.Сашка Золотарев узнает, что неподалеку стоят машины с крупой, а водители спят.«Неплохо бы нам по котелку отсыпать», — говорит Сашка и уходит к машинам.На другой день комбат ругает Сашку за воровство.

Я говорю, что Сашка всем раздал, а самдумаю, где он был, этот комбат, когда мы под совхозом № 3 первый бой принимали.В училище по режиму питался. Я вспоминаю, как на последнем комсомольском собрании,когда мальчики один за другим клялись погибнуть за Родину, Женя, которую я любил тогда,сказала. «Мне жаль вас, мальчики. Войне нужны молчаливые, хмурые солдаты. Не надо шуметь».— «А ты?» — крикнул кто-то. «Я тоже пойду. Только не будукричать и распинаться».Мы — Карпов, старшина, Сашка Золотарев и я — отправляемся на базу армииза минометами. Мы едем в полуторке. По дороге нам встречается девушка в погонахстаршины. Её зовут Маша. Она просит подвезти её в тыл. Мы останавливаемся на ночлегв деревне. Хозяйка нашего дома очень похожа на мою маму.

Она кормит нас пирогом из нашихсухарей, наливает спирту, чтоб мы согрелись. Мы ложимся спать. С утрасадимся в машину.Мы возвращаемся в штаб дивизии. Я встречаю Нину. «В гости приехал?» —спрашивает она. «Тебя искал», — отвечаю я. «Ах ты мой дорогой… Вот дружокнастоящий. Не забыл, значит?» — говорит она. Мы обедаем с Ниной в штабнойстоловой. Говорим о том, что было до войны, что вот посреди войны у нас свидание, чтоя буду ждать её писем. Мы выходим из столовой. Я касаюсь её плеча. Она ласково отводитмою руку. «Не надо, — говорит она, — так лучше». Она целует меня в лоби бежит в начавшуюся метель.Мы получаем американский бронетранспортер. Мы едем на нем и везем бочку вина —на всю батарею. Мы решаем попробовать вина. Оно льется в котелки по шлангу для бензинаи пахнет бензином.

Выпив, Сашка Золотарев начинает плакать и вспоминать свою Клаву. Машинаидет вперед. Навстречу нам бежит фигура. Это солдат. Он говорит, что «ребят пулями побило»,семерых. В живых осталось двое. Мы помогаем им хоронить убитых.Идет бой. Внезапно меня ударяет в бок, но я жив, только во рту земля. Это не меняубили, убили Шонгина. Сашка приносит связку немецких алюминиевых ложек, но я почему-тоне могу ими есть.«Рама» балуется», — говорит Коля. Я чувствую боль в ноге, левое бедров крови. Меня ранило. Как же так — не боя, ничего. Меня увозят в медсанбат. Сестрапросит у меня документы. Я достаю их из кармана. Вслед за ними выпадает ложка.На ней выцарапано «Шонгин». И когда я успел её подобрать. Вот и память о Шонгине.В барак вносят новых раненых.

Один из них злой, из минометной. Он говорит, что все нашиубиты. И Коля, и Сашка, и комбат. Он остался один. «Врешь ты все», — кричу я.«Врет он», — говорит кто-то. «Ты не слушай, — говорит сестра.— Он ведь не в себе». — «Наши вперед идут», — говорю я. Мне хочетсяплакать и не от горя. Плачь. У тебя неопасная рана, школяр. Ты ещё поживешь..