Василь Быков - Сотников

Зимней ночью, хоронясь от немцев, кружили по полям и перелескам Рыбак и Сотников, получившиезадание добыть продовольствие для партизан. Рыбак шел легко и быстро, Сотников отставал, емувообще не следовало отправляться на задание — он заболевал. Бил кашель, кружилась голова, мучиласлабость. Он с трудом поспевал за Рыбаком. Хутор, к которому они направлялись, оказался сожженным.Дошли до деревни, выбрали избу старосты. «Здравствуйте, — стараясь быть вежливым, поздоровалсяРыбак. — Догадываетесь, кто мы?» — «Здравствуйте», — без тени подобострастности или страхаотозвался пожилой человек, сидевший за столом над Библией. «Немцам прислуживаешь. — продолжалРыбак. — Не стыдно быть врагом?» — «Своим людям я не враг», — так же спокойно отозвался старик.«Скотина есть.

Пошли в хлев». У старосты взяли овцу и не задерживаясь двинулись дальше.Они шли через поле к дороге и внезапно уловили впереди шум. Кто-то ехал по дороге. «Давай бегом»,— скомандовал Рыбак. Уже видны были две подводы с людьми. Оставалась ещё надежда, что этокрестьяне, тогда все обошлось бы. «А ну, стой. — донесло злой окрик. — Стой, стрелять будем!» И Рыбакприбавил в беге. Сотников отстал. Он упал на склоне — закружилась голова. Сотников испугался, чтоне сможет подняться. Нашарил в снегу винтовку и выстрелил наугад. Побывав в добром десяткебезнадежных ситуаций, Сотников не боялся смерти в бою. Боялся только стать обузой. Он смог сделатьещё несколько шагов и почувствовал, как ожгло бедро и по ноге потекла кровь. Подстрелили. Сотниковснова залег и начал отстреливаться по уже различимым в темноте преследователям.

После несколькихего выстрелов все стихло. Сотников смог разглядеть фигуры, возвращавшиеся к дороге. «Сотников. —услышал он вдруг шепот. — Сотников!» Это Рыбак, ушедший уже далеко, все-таки вернулся за ним. Вдвоемпод утро они добрались до следующей деревни. В доме, куда они вошли, партизан встретиладевятилетняя девочка. «Как мамку зовут?» — спросил Рыбак. «Демичиха, — ответила девочка. — Она наработе. А мы вчетвером тут сидим. Я самая старшая». И девочка гостеприимно выставила на стол мискус вареной картошкой. «Я тебя здесь хочу оставить, — сказал Рыбак Сотникову. — Отлежись». «Мамкаидет!» — закричали дети. Вошедшая женщина не удивилась и не испугалась, только в лице её что-тодрогнуло, когда она увидела пустую миску на столе.

«Что вам ещё надо. — спросила она. — Хлеба. Сала?Яиц?» — «Мы не немцы». — «А кто же вы. Красные армейцы. Так те на фронте воюют, а вы по угламшастаете», — зло выговаривала женщина, но тут же занялась раной Сотникова. Рыбак глянул в окно иотпрянул. «Немцы!» — «Быстро на чердак», — распорядилась Демичиха. Полицаи искали водку. «Нет уменя ничего, — зло отругивалась Демичиха. — Чтоб вам околеть».И тут сверху, с чердака, грохнул кашель. «Кто у тебя там?» Полицаи уже лезли наверх. «Руки вверх!Попались, голубчики».Связанных Сотникова, Рыбака и Демичиху повезли в соседнее местечко в полицию. В том, что онипропали, Сотников не сомневался. Мучила его мысль о том, что они оказались причиной гибели вот дляэтой женщины и её детей… Первым на допрос повели Сотникова.

«Вы думаете, я скажу вам правду?» —спросил Сотников у следователя Портнова. «Скажешь, — негромко сказал полицай. — Все скажешь. Мы изтебя фарш сделаем. Повытянем все жилы, кости переломаем. А потом объявим, что всех выдал ты… Будилуко мне!» — приказал следователь, и в комнате появился буйволоподобный детина, огромные его ручищиоторвали Сотникова от стульчика…Рыбак же пока томился в подвале, в котором неожиданно встретил старосту. «А вас-то за чтопосадили?» — «За то, что не донес на вас. Пощады мне не будет», — как-то очень спокойно ответилстарик. «Какая покорность. — думал Рыбак. — Нет, я все-таки за свою жизнь ещё повоюю». И когда егопривели на допрос, Рыбак старался быть покладистым, не раздражать зря следователя — отвечалобстоятельно и, как ему казалось, очень хитро.

«Ты парень вроде с голо-вой, — одобрил следователь. — Мы проверим твои показания. Возможно, сохраним тебе жизнь. Ещёпослужишь великой Германии в полиции. Подумай». Вернувшись в подвал и увидев сломанные пальцыСотникова — с вырванными ногтями, запекшиеся в сгустках крови, — Рыбак испытал тайную радость,что избежал такого. Нет, он будет изворачиваться до последнего. В подвале их было уже пятеро.Привели еврейскую девочку Басю, от которой требовали имена тех, кто её скрывал, и Демичиху.Наступило утро. Снаружи послышались голоса. Говорили про лопаты. «Какие лопаты. Зачем лопаты?» —тягостно заныло в Рыбаке.Дверь подвала отворилась. «Выходи. Ликвидация!» Во дворе уже стояли полицаи с оружием наизготовку. На крыльцо вышли немецкие офицеры и полицейское начальство.

«Я хочу сделать сообщение,— выкрикнул Сотников. — Я партизан. Это я ранил вашего полицая. Тот, — он кивнул на Рыбака, —оказался здесь случайно». Но старший только махнул рукой. «Ведите». «Господин следователь, —рванулся Рыбак. — Вы вчера мне предлагали. Я согласен». — «Подойдите поближе, — предложили скрыльца. — Вы согласны служить в полиции?» — «Согласен», — со всей искренностью, на которую былспособен, ответил Рыбак. «Сволочь», — как удар, стукнул его по затылку окрик Сотникова. Сотниковусейчас было мучительно стыдно за свои наивные надежды спасти ценой своей жизни попавших в бедулюдей. Полицаи вели их на место казни, куда уже согнали жителей местечка и где сверху ужесвешивались пять пеньковых петель. Приговоренных подвели к скамейке.

Рыбаку пришлось помогатьСотникову подняться на нее. «Сволочь», — снова подумал про него Сотников и тут же укорил себя:откуда у тебя право судить… Опору из-под ног Сотникова выбил Рыбак.Когда все кончилось и народ расходился, а полицаи начали строиться, Рыбак стоял в стороне,ожидая, что будет с ним. «А ну. — прикрикнул на него старший. — Стать в строй. Шагом марш!» И это былоРыбаку обыкновенно и привычно, он бездумно шагнул в такт с другими. А что дальше. Рыбак провелвзглядом по улице. Надо бежать. Вот сейчас, скажем, бухнуться в проезжающие мимо сани, врезать полошади. Но, встретившись с глазами мужика, сидевшего в санях, и почувствовав, сколько в этих глазахненависти, Рыбак понял. С этим не выйдет. Но с кем тогда выйдет.

И тут его, словно обухом по голове,оглушила мысль. Удирать некуда. После ликвидации — некуда. Из этого строя дороги к побегу небыло..