Виктор Пелевин - Чапаев И Пустота

Одна из фундаментальных вещей Пелевина построена вокруг одного из самых фундаментальныхпсихологических образов, вокруг архетипа квадрицы. В одной палате психиатрической больницылежат четверо больных. Каждый поочередно рассказывает свою историю или, точнее, не историю,а описывает свой мир. В одном из миров соответствующий персонаж вступает в алхимический бракс Западом (психический больной Просто Мария — с Шварценегером). В другом — в алхимический бракс Востоком (Сердюк — с японцем Кавибатой). Один из миров — это мир главного героя, Петра Пустоты,который вместе с Василием Ивановичем Чапаевым и с Анной воюет на Восточном фронте (центральныймир повествования). Четвертый мир (рассказчик — свихнувшийся бандит Володин) сам распадаетсяна четыре составляющие части личности рассказчика.

Внутренний подсудимый, внутренний прокурор,внутренний адвокат и «тот, кто от вечного кайфа прется». Повторная четверица как бы усиливаетцентральную символику произведения для тех читателей, которые не поняли её из символическойфигуры четырех больных в одной палате.Архетип четверицы, несмотря на формальную простоту сюжета (сумасшедший выписываетсяиз больницы, потому что переживает прозрение, хотя и не то, на которое рассчитывал врач,а именно. Больной приходит к выводу, что этот мир иллюзорен), придает произведениюглубину, многоплановость.В тексте обильно представлена и символика, так сказать, второго ряда. Например, фрагмент:«Мы оказались на идущей в гору грунтовой дороге. С левого её края начинался пологий обрыв,а справа вставала выветрившаяся каменная стена удивительно красивого бледно-лилового оттенка»,— представляет собой цепь символов, являющихся в сновидениях, которые называют великимисновидениями.

Обрыв слева тут означает бессознательное человека, каменная гора справа — этосознание. Подъем символизирует сложность погружения в бессознательное (мешает сознание).Конечно, Пелевин сам не придумывает всю философскую подоплеку своего произведения. Это жехудожественный текст. Явным заимствованием являются манипуляции барона Юнгерна с Петькой. Ониудивительно точно повторяют ритуалы Дона Хуана, учителя Карлоса Кастанеды.В качестве параллельного сюжета повествования Пелевин намеренно берет жизнь и мысли ВасилияИвановича Чапаева. Тут автор совмещает простоту затертых до дыр народной молвой анекдотическихобразов с философской глубиной и задушевностью бесед этих же персонажей книги. Этопротивопоставление подготавливает читателя к восприятию основного конфликта произведения,конфликта между реальностью и представлением о ней.

Существует ли реально этот мир. Он не болеереален, чем тот Василий Иванович, который живет в анекдотах.Если Айвазовский расписывается на обломке мачты, болтающейся среди волн, то у Пелевинамы встречаем своеобразную подпись, описание стиля писательской работы. В сцене знакомства ПетраПустоты со своей медицинской картой автор по сути дела говорит не о персонаже повествования,а о себе самом, что «его мысль, «как бы вгрызаясь, углубляется в сущность того или иного явления».Благодаря такой особенности своего мышления в состоянии «анализировать каждый задаваемыйвопрос, каждое слово, каждую букву, раскладывая их по косточкам».В книге «Чапаев и Пустота» есть немало любопытных и нравоучительных мест. Мне больше всегозапомнилась как бы рекомендация автора, как литератору вести себя с некоторыми критиками:«Будучи вынужден по роду своих занятий встречаться со множеством тяжелых идиотовиз литературных кругов, я развил в себе способность участвовать в их беседах, не особовдумываясь в то, о чем идет речь, но свободно жонглируя нелепыми словами…».