Пушкин А.с. - Домик В Коломне

Начинается произведение лирическим отступлением о дос-тоинствах или недостатках той или иной формы стихосложе-ния. Заявив, что ему "четырехстопный ямб надоел", автор ре-шает приняться за "октаву". Посетовав, что ныне большинство поэтов гнушаются глагольной рифмой, автор решает "отныне в рифмы брать глаголы". Таким образом, Пушкин нарочито при-нижает значение поэтической техники, тем самым показывая ее подчиненное значение по отношению к высказываемым мыс-лям. Поэзия, по Пушкину, как жизнь, прекрасна в любых сво-их проявлениях - если она гармонична, если отражает бытие, энергию и радость жизни. Мне рифмы нужны. Все готов сберечь я, Хоть весь словарь. Что слог, то и солдат - Все годны в строй. У нас ведь не парад.

Сановный принцип поэзии, а именно - отражение жизни во всей ее полноте, четко высказан поэтом. Поэтическая техни-ка является лишь средством, отображающим жизнь, а не чем-то застывшим и самоценным. Немного отдохнем на этой точке. Что. Перестать или пустить на пе. Признаться вам, я в пятистопной строчке Люблю цезуру на второй стопе. Иначе стих то в яме, то на кочке, И хоть лежу теперь на канапе, Всё кажется мне, будто в тряском беге По мерзлой пашне мчусь я на телеге. Что за беда. Не всё ж гулять пешком По невскому граниту иль на бале Лощить паркет или скакать верхом В степи киргизской. Поплетусь-ка дале, Со станции на станцию шажком, Как говорят о том оригинале, Который, не кормя, на рысаке Приехал из Москвы к Неве-реке.

Переходя непосредственно к повествованию, рассказчик со-общает, что лет восемь назад у Покрова в лачуге жила с доче-рью "одна вдова". Далее рассказчик сообщает, что в настоящее время лачуги уже нет, что на ее месте построили трехэтажный дом, т.е. Паро-дирует характернейший прием сентименталистов и романти-ков - придавать всему повествованию оттенок меланхоличес-кого воспоминания (т. Е. "исторический" антураж занимает ме-сто "местного колорита"). Рассказчик повествует о событиях как о давно прошедшем и уже почти стершимся из памяти людей. Дни три тому туда ходил я вместе С одним знакомым перед вечерком. Лачужки этой нет уж там. На месте Ее построен трехэтажный дом. Я вспомнил о старушке, о невесте, Бывало, тут сидевших под окном, О той поре, когда я был моложе, Я думал.

Живы ли они. - И что же. Мне стало изустно. На высокий дом Глядел я косо. Если в эту пору Пожар его бы охватил кругом, То моему б озлобленному взору Приятно было пламя. Странным сном Бывает сердце полно. Много вздору Приходит нам на ум, когда бредем Одни или с товарищем вдвоем. Однако последние строки придают пародийное звучание всему отрывку. Меланхолические воспоминания попросту объявляются досужим вздором и пустой болтовней, хотя рас- сказчик тут же оговаривается, заявляя, что "кто болтлив, того молва прославит" и что ему "доктором запрещена унылость". Затем рассказчик сообщает, что дочь старушки имела "вкус образованный", умела играть на гитаре и пела. "Стонет сизый голубок", попутно рассказчик сетует на унылость русских пе-сен.

Фигурно иль буквально. Всей семьей, От ямщика до первого поэта, Мы все поем уныло.Затем рассказчик сообщает, что дочь старушки имела "вкус образованный", умела играть на гитаре и пела. "Стонет сизый голубок", попутно рассказчик сетует на унылость русских пе-сен. Фигурно иль буквально. Всей семьей, От ямщика до первого поэта, Мы все поем уныло. Грустный вой Песнь русская. Известная примета. Начав за здравие, за упокой Сведем как раз. Печалию согрета Гармония и наших муз, и дев. Но нравится их жалобный напев. Девицу звали Параша, она вела хозяйство, т.е. "умела мыть и гладить, шить и плесть", и следила за стряпухой, как та варит гречневую кашу. Автор умело воссоздает романтически-сентиментальный антураж. Зимою ставни закрывались рано, Но летом до ночи растворено Всё было в доме.

Бледная Диана Глядела долго девушке в окно. (Без этого ни одного романа Не обойдется. Так заведено!) Бывало, мать давным-давно храпела, А дочка - на луну еще смотрела. Дочь слушает ночные крики котов и тоскует. "По воскресе-ньям, летом и зимою" мать ходила с дочкой на богослужение. Туда же ходит некая графиня в "красе надменной и суровой". Рассказчик сравнивает ее с Парашей. Она страдала, хоть была прекрасна И молода, хоть жизнь ее текла В роскошной неге. Хоть была подвластна Фортуна ей. Хоть мода ей несла Свой фимиам, - она была несчастна. Блаженнее стократ ее была, Читатель, новая знакомка ваша, Простая, добрая моя Параша. Коса змией на гребне роговом, Из-за ушей змиею кудри русы, Косыночка крест-накрест иль узлом, На тонкой шее восковые бусы - Наряд простой.

Но пред ее окном Всё ж ездили гвардейцы черноусы, И девушка прельщать умела их Без помощи нарядов дорогих. Внезапно умирает стряпуха, и вдова с дочкой начинают ис-кать новую. Параша уходит на поиски, отсутствует почти целый день, затем возвращается с какой-то девушкой и представляет ее как стряпуху. Мавра (имя стряпухи) соглашается на минимальную оплату. Скоро выясняется, что новая стряпуха скверно готовит и не умеет шить. В воскресенье мать с дочерью идут к обедне, Мавра остает-ся дома. По дороге вдову одолевают сомнения. Не обокрадет ли их часом новая стряпуха. Она возвращается домой и видит как кухарка бреется, "пред зеркальцем Параши чинно сидя". "Кухарка", закрывая лицо, бросается наутек. Когда приходит Параша, мать ей рассказы-вает о происшедшем.

Параша закраснелась или нет, Сказать вам не умею. Но Маврушки С тех пор как не было, - простыл и след. Ушла, не взяв в уплату ни полушки И не успев наделать важных бед. У красной девушки и у старушки Кто заступил Маврушу. Признаюсь, Не ведаю и кончить тороплюсь. - "Как, разве все тут. Шутите!" - "Ей-богу". - "Так вот куда октавы нас вели. К чему ж такую подняли тревогу, Скликали рать и с похвальбою шли. Завидную ж вы избрали дорогу. Ужель иных предметов не нашли. Да нет ли хоть у вас нравоученья?" - "Нет. Или есть. Минуточку терпенья. Вот вам мораль", по мненью моему, Кухарку даром нанимать опасно. Кто ж родился мужчиною, тому Рядиться в юбку странно и напрасно. Когда-нибудь придется же ему Брить бороду себе, что несогласно С природой дамской.

Больше ничего Не выжмешь из рассказа моего". Таким образом, эпический размах, который задается с са-мого начала столь тщательным подбором изобразительных средств, оказывается всего лишь мистификацией,еще одной пародией на общепринятые стереотипы.Таким образом, эпический размах, который задается с са-мого начала столь тщательным подбором изобразительных средств, оказывается всего лишь мистификацией, еще одной пародией на общепринятые стереотипы..