Виктор Астафьев - Прокляты И Убиты

Действие происходит в конце 1942 года в карантинном лагере первого резервного полка,расположенного в Сибирском военном округе недалеко от станции Бердск.Новобранцы прибывают в карантинный лагерь. Через некоторое время выживших, среди которыхЛёшка Шестаков, Коля Рындин, Ашот Васконян и Лёха Булдаков, переводят в расположение полка.Поезд остановился. Какие-то равнодушно-злые люди в ношеной военной форме выгонялиновобранцев из тёплых вагонов и выстраивали их возле поезда, разбивали на десятки.Потом, построив в колонны, ввели в полутёмный, промёрзлый подвал, где вместо пола на песокбыли набросаны сосновые лапы, велели располагаться на нарах из сосновых брёвнышек.Покорность судьбе овладела Лёшкой Шестаковым, и когда сержант Володя Яшкин назначил егов первый наряд, он воспринял это без сопротивления.

Был Яшкин малоросл, худ, зол, уже побывална фронте, имел орден. Здесь, в запасном полку, он оказался после госпиталя, и вот-вот сновауйдёт на передовую с маршевой ротой, подальше от этой чёртовой ямы, чтоб она сгорела — такзаявил он. Яшкин прошёлся по карантину, оглядывая новобранцев — блатняков с золотыхприисков Байкита, Верх-Енисейска. Сибирских старообрядцев. Один из старообрядцев назвалсяКолей Рындиным, из деревни Верхний Кужебар, что стоит на берегу реки Амыл — притокеЕнисея.Утром Яшкин выгнал народ на улицу — умываться снегом. Лёшка поглядел вокруг и увидел крышиземлянок, чуть припорошенные снегом. Это и был карантин двадцать первого стрелкового полка.Мелкие, одноместные и четырёхместные землянки принадлежали строевым офицерам, работникамхозслужбы и просто придуркам в чинах, без которых ни одно советское предприятиеобойтись не может.

Где-то дальше, в лесу, были казармы, клуб, санслужбы, столовая, бани,но карантин находился от всего этого на приличное расстояние, чтобы новобранцыне занесли какую-нибудь заразу. От бывалых людей Лёшка узнал, что скоро их определятв казармы. За три месяца они пройдут боевую и политическую подготовку и двинутсяна фронт — дела там шли не важно. Оглядывая загаженный лес, Лёшка вспомнил родную деревнюШушикары в низовьях Оби.У парней посасывало в сердце оттого, что вокруг всё было чужое, незнакомое. Даже они,выросшие по баракам, по деревенским избам да по хибарам городских предместий,оторопели, когда увидели место кормёжки. За длинными прилавками, прибитыми к грязнымстолбам, прикрытыми сверху тесовыми корытами, наподобие гробовых крышек, стояли военные людии потребляли пищу из алюминиевых мисок, одной рукой держась за столбы, чтобы не упастьв глубокую липкую грязь под ногами.

Это называлось летней столовой. Мест здесь,как и везде в Стране Советов, не хватало — кормились по очереди. Вася Шевелёв,успевший поработать комбайнёром в колхозе, глядя на здешние порядки, покачал головойи грустно сказал. «И здесь бардак». Бывалые бойцы посмеивались над новичками и давалиим дельные советы.Новобранцев брили наголо. Особенно трудно с волосами расставались старообрядцы, плакали,крестились. Уже тут, в этом полужилом подвале, парням внушалась многозначительностьпроисходящего. Политбеседы проводил не старый, но тощий, с серым лицом и зычным голосом,капитан Мельников. Вся его беседа была так убедительна, что оставалось только удивляться —как это немцы умудрились достичь Волги, когда всё должно быть наоборот.

Капитан Мельниковсчитался одним из самых опытных политработников во всём Сибирском округе. Работал он такмного, что ему некогда было пополнять свои куцые знания.Карантинная жизнь затягивалась. Казармы не освобождались. В карантинных землянкахтеснота, драки, пьянки, воровство, вонь, вши. Никакие наряды вне очереди не могли наладит порядоки дисциплину среди людского сброда. Лучше всего здесь себя чувствовали бывшие урки-арестанты.Они сбивались в артельки и грабили остальных. Один из них, Зеленцов, собрал вокруг себядвух детдомовцев Гришку Хохлака и Фефелова. Работяг, бывших механизаторов, Костю Увароваи Васю Шевелева. За песни уважал и кормил Бабенко. Не отгонял от себя Лёшку Шестаковаи Колю Рындина — пригодятся.

Хохлак и Фефелов, опытные щипачи, работали по ночам, а днёмспали. Костя и Вася заведовали провиантом. Лёшка и Коля пилили и таскали дрова, делали всютяжёлую работу. Зеленцов сидел на нарах и руководил артелью.Однажды вечером новобранцам велели покинуть казармы, и до поздней ночи держалиих на пронизывающем ветру, отобрав всё их жалкое имущество. Наконец поступила командавойти в казарму, сперва маршевикам, потом новобранцам. Началась давка, места не было.Маршевые роты заняли свои места и «голодранцев» не пускали. Та злобная, беспощадная ночьзапала в память как бред. На утро ребята поступили в распоряжение усатого старшиныпервой роты Акима Агафоновича Шпатора. «С этими вояками будет мне смех и горе» —вздыхал он.Половина мрачной, душной казармы с тремя ярусами нар — это и есть обиталище первой роты,состоящей из четырёх взводов.

Вторую половину казармы занимала вторая рота. Всё это вместеобразовывало первый стрелковый батальон первого резервного стрелкового полка. Казарма,построенная из сырого леса, так и не просохла, была всегда склизкой, плесневелойот многолюдного дыхания. Согревали её четыре печи, похожие на мамонтов. Разогретьих было невозможно, и в казарме всегда было сыро. К стене был прислонён стеллаждля оружия, там виднелось несколько настоящих винтовок и белели макеты, сделанныеиз досок. Выход из казармы закрывался дощатыми воротами, возле них пристройки. Слева —каптёрка ротного старшины Шпатора, справа — комната дневальных с отдельной железной печкой.Весь солдатский быт был на уровне современной пещеры.В первый день новобранцев сытно покормили, потом повели в баню.

Молодые бойцы повеселели.Ходили разговоры о том, что выдадут новое обмундирование и даже постельное бельё.По дороге в баню Бабенко запел. Лёша ещё не знал, что долго он теперь в этой яменикаких песен не услышит. Улучшения в жизни и службе бойцы так и не дождались.Переодели их в старую одежду, заштопанную на животе. Новая, сырая баня не прогревалась,и парни совсем продрогли. Для двухметровых Коли Рындина и Лёхи Булдакова подходящейодежды и обуви не нашлось. Мятежный Лёха Булдаков скинул тесную обувь и пошёл в казармубосиком по морозу.Постелей служивым тоже не выдали, зато на строевые занятия выгнали уже на следующий деньс деревянными макетами вместо винтовок. В первые недели службы ещё не гасла надеждав сердцах людей на улучшение жизни.

Ребята ещё не понимали, что этот быт, мало чемотличающийся от тюремного, обезличивает человека. Коля Рындин родился и рос возле богатойтайги и реки Амыл. Нужды в еде никогда не знал. В армии старообрядец сразу почувствовал,что военное время — голодное время. Богатырь Коля начал опадать с лица, со щёк сошёлрумянец, в глазах сквозила тоска. Он даже начал забывать молитвы.Перед днём Октябрьской Революции наконец прислали ботинки для большеразмерных бойцов.Булдакову и тут не угодили, он запустил обувь с верхних нар, за что и попална беседу к капитану Мельникову. Булдаков жалостливо повествовал о себе. Родомон из городского посёлка Покровки, что под Красноярском, с раннего детства средитёмного народа, в бедности и труде.

О том, что отец, буйный пропойца, почти не выходилиз тюрьмы, также как и два старших брата, Булдаков сообщать не стал. О том, что самон только призывом в армию отвертелся от тюрьмы, Лёха тоже умолчал, зато соловьёмразливался, повествуя о своём героическом труде на лесосплаве. Потом вдруг закатил глазапод лоб, притворился припадочным. Капитан Мельников пулей выскочил из каптёрки, и с техпор на политзанятиях всегда косился на Булдакова с опаской. Бойцы же уважали Лёхуза политическую грамотность.На 7 ноября открыли зимнюю столовую. В неё голодные бойцы, затаив дыхание, слушалипо радио речь Сталина. Вождь народов говорил, что Красная Армия взяла инициативу в своируки, благодаря тому, что у Страны Советов необычайно крепкие тылы.

Люди свято верили этойречи. В столовой присутствовал командир первой роты Пшённый — внушительная фигурас крупным, величиной с ведро, лицом. Командира роты ребята знали мало, но уже боялись. Затозаместителя командира роты младшего лейтенанта Щуся, раненного на Хасанеи там получившего орден Красной Звезды, приняли и полюбили сразу. В этот вечер ротыи взводы расходились по казармам с дружной песней. «Каждый бы день товарищ Сталинвыступал по радио, вот бы дисциплина была» — вздыхал старшина Шпатор.На другой день праздничное настроение роты прошло, бодрость духа испарилась. За утреннимтуалетом бойцов наблюдал сам Пшённый, и если кто-то хитрил, он собственноручно стягивалс него одежду и до крови растирал лицо колючим снегом.

Старшина Шпатор только головойкачал. Усатый, седой, худенький, ещё в империалистическую войну бывший фельдфебелем, Шпаторвстречал разных зверей и самодуров, но такого, как Пшённый ещё не видывал.Недели через две состоялось распределение бойцов по спецротам. Зеленцова забралив миномётчики. Старшина Шпатор изо всех сил старался сбыть с рук Булдакова, но егоне брали даже в пулемётную роту. Сидя босиком на нарах, этот артист целый день читал газетыи комментировал прочитанное. «Стариков» оставшихся от прошлых маршевых роти положительно действовавших на молодёжь, разобрали. Взамен Яшкин привёл целое отделениеновичков, среди которых был больной, дошедший до ручки, красноармеец Попцов, мочившийсяпод себя. Старшина покачал головой, глядя на синюшного парнишку, и выдохнул:«О Господи…».Старшина был командирован в Новосибирск, и на каких-то спецскладах сыскалдля удальцов-симулянтов новое обмундирование.

Булдакову и Коле Рындину деваться больше былонекуда — вступили в строй. Булдаков всячески увиливал от занятий и портил казённоеимущество. Щусь понял, что Булдакова ему не укротить, и назначил его в свою землянкудежурным. Булдаков хорошо себя почувствовал на новом посту и принялся тащить всё,что можно, особенно еду. При этом он всегда делился с друзьями и с младшимлейтенантом.Сибирская зима входила в середину. Давно уже было отменено закаливающее обтирание снегомпо утрам, но всё равно многие бойцы успели простудиться, казарму по ночам разваливалгулкий кашель. По утрам умывались только Шестаков, Хохлак, Бабенко, Фефелов, иногда Булдакови старик Шпатор. Попцов уже не выходил из казармы, лежал серым, мокрым комком на нижнихнарах.

Поднимался только чтобы поесть. В санчасть Попцова не брали, он там уже всем надоел.Доходяг с каждым днём становилось всё больше. На нижних нарах лежало до десяткаскорченных скулящих тел. На служивых навалилась беспощадная вша и куриная слепота,по-учёному гемералопия. По казарме, шаря руками по стенам, бродили тени людей,что-то всё время ищущих.Невероятной изворотливостью ума добивались вояки способов избавиться от строевых занятийи добыть чего-нибудь пожевать. Кто-то придумал нанизывать картошку на проволокуи опускать в трубы офицерских печей. А тут ещё первую роту и первый взвод пополнилидвумя личностями — Ашотом Васконяном и Боярчиком. Оба были смешанной национальности. Одинполуармянин-полуеврей, другой — полуеврей-полурусский.

Оба по месяцу пробыли в офицерскомучилище, дошли там до ручки, лечились в медсанчасти, и оттуда их, немного оживших,свалили в чёртову яму — она всё стерпит. Васконян был долговяз, тощ, лицом бледен, бровями чёрени сильно картавил. На первом же политзанятии он сумел испортить работу и настроениекапитана Мельникова, возразив ему, что Буэнос-Айрес находится совсем не в Африке,а в Южной Америке.Было Васконяну в стрелковой роте ещё хуже, чем в офицерском училище. Туда он попалпо причине изменения военной ситуации. Отец его был главным редактором областной газетыв Калинине, мать — замзавотделом культуры облисполкома того же города. Домашнего,изнеженного Ашотика растила домработница Серафима. Лежать бы Васконяну на нижних нарахрядом с доходягой Попцовым, но этот чудак и грамотей приглянулся Булдакову.

Он и егокомпания не давали забивать Ашота, учили его премудростям солдатской жизни, пряталиот старшины, от Пшённого и Мельникова. За эту заботу Васкорян пересказывал им всё,что успел прочитать за свою жизнь.В декабре двадцать первый полк доукомплектовывался — прибыло пополнение из Казахстана.Первой роте поручили встретить их и определить в карантин. То, что увиделикрасноармейцы, ужаснуло их. Казахи были призваны летом, в летнем обмундировании и прибылив сибирскую зиму. И без того смуглые, казахи сделались черны, как головешки. От кашляи хрипа содрогались вагоны. Под нарами валялись мёртвые. Прибыв на станцию Бердск,полковник Азатьян схватился за голову и долго бегал вдоль состава, заглядывал в вагоны,надеясь хоть где-нибудь увидеть ребят в лучшем состоянии, но везде была одна и та жекартина.

Больных разбросали по госпиталям, остальных разбили по батальонам и ротам.В первую роту было определено человек пятнадцать казахов. Верховодил над ними здоровенныйпарень с крупным лицом монгольского типа по имени Талгат.Первый батальон тем временем бросили на выкатку леса из Оби. Выгрузкой руководил Щусь, емупомогал Яшкин. Обитали в старой землянке, выкопанной на берегу реки. Бабенко сразу началпромышлять на Бердском базаре и в окрестных деревнях. На берегу Оки щадящий режим —никакой муштры. Однажды под вечер рота шлёпала в казарму и столкнулась с молодымгенералом на красивом жеребце. Генерал осмотрел осунувшиеся, бледные лица, и поехал вдольберега Оби, опустив голову и ни разу не оглянувшист. Солдатам не дано было знать, кем былэтот форсистый генерал, но встреча с ним не прошла бесследно.В полковой столовой появился ещё один генерал.

Он проплыл по столовой, помешивая ложкойсуп и кашу в тазах, и исчез в противоположных дверях. Народ ждал улучшения, но ничегоэтого не последовало — страна была не готова к затяжной войне. Всё налаживалосьна ходу. Молодёжь двадцать четвёртого года рождения не выдерживала требований армейскойжизни. Кормёжка в столовой скудела, увеличивалось количество доходяг в ротах. Командир ротылейтенант Пшённый вплотную приступил к исполнению своих обязанностей.В одно промозглое утро Пшённый приказал всем до единого красноармейца выйтииз помещения и построиться. Подняли даже больных. Думали, он увидит этих доходяг, пожалеети вернёт в казарму, но Пшённый скомандовал. «Довольно придуриваться. С песней шагоммарш на занятия!». Упрятанные в середину строя, «поповцы» сбивали шаг. Попцов во времяпробежки упал.

Командир роты с разгона раз-другой пнул его узким носком сапога, а потом,распалённый гневом, уже не мог остановиться. Попцов на каждый удар отвечал всхлипыванием,потом перестал всхлипывать, как-то странно распрямился и умер. Рота обступила мёртвоготоварища. «Это он убил!» — воскликнул Петька Мусиков, и молчаливая толпа обступила Пшённого,вскидывая винтовки. Неизвестно, что было бы с командиром роты, не вмешайся вовремя Щусьи Яшкин.В эту ночь Щусь не мог уснуть до рассвета. Военная жизнь Алексея Донатовича Щуся былапроста и пряма, но раньше, до этой жизни, его звали Платоном Сергеевичем Платоновым.Фамилия Щусь образовалась от фамилии Щусев — так её услышал писарь Забайкальского военногоокруга. Платон Платонов происходил из казачьей семьи, которая была сослана в тайгу.

Родителиумерли, и он остался со своей тёткой-монашкой, необыкновенной красоты женщиной. Онауговорила конвойного начальника отвезти мальчишку в Тобольск, передать семье дореволюционныхссыльных по фамилии Щусевы, заплатила за это собой. Начальник слово сдержал. Щусевы —художник Донат Аркадьевич и преподавательница литературы Татьяна Илларионовна — былибездетны и усыновили мальчика, вырастили как своего, направили на военную стезю. Родителиумерли, тётушка затерялась в миру — Щусь остался один.Разобраться с происшествием в первой роте поручили старшему лейтенанту особого отделаСкорику. Они со Щусем когда-то учились в одном военном училище. Большинствокомандиров терпеть не могли Щуся, но он был любимцем Геворка Азатьяна, который его всегдазащищал, потому и не могли упечь его куда надо.Дисциплина в полку пошатнулась.

С каждым днём управлять людьми становилось всё труднее.Парнишки шныряли по расположению полка в поисках хоть какой-то еды. «Почему ребятсразу не отправили на фронт. Зачем здоровых парней доводить до недееспособногосостояния?» — думал Щусь и не находил ответа. За время службы совсем дошёл, отупелот недоеданий Коля Рындин. Поначалу такой бойкий, он замкнулся, умолк. Был он уже ближек небу, чем к земле, губы его постоянно шептала молитву, даже Мельников ничего не могс ним поделать. По ночам угасающий богатырь Коля плакал от страха перед надвигающейсябедой.Помкомвзвода Яшкин страдал от болезни печени и желудка. По ночам боль становиласьсильнее, и старшина Шпатор мазал ему бок муравьиным спиртом. Жизнь Володи Яшкин, названноговечными пионерами-родителями в честь Ленина, была не длинна, но он успел пережить боипод Смоленском, отступление к Москве, окружение под Вязьмой, ранение, перевозкуиз лагеря окруженцев через линию фронта.

Из того пекла вытащили его две санитарки, Нелькаи Фая. По дороге он заразился желтухой. Сейчас он чувствовал, что скоро предстоит емудорога на фронт. С его прямотой и неуживчивым характером ему не уцепиться в тылупо состоянию здоровья. Его место там, где есть последняя справедливость — равенствоперед смертью.Этот тягучий ход армейской жизни встряхнули три больших события. С начала в двадцатьпервый стрелковый полк приехал какой-то важный генерал, проверил солдатское питаниеи устроил разнос поварам на кухне. В результате этого визита была отменена чисткакартошки, за счёт этого увеличились порции. Вышло решение. Бойцам под два метра и вышедавать дополнительную порцию. Коля Рындин и Васконян с Булдаковым ожили. Коляещё подрабатывал на кухне.

Всё, что ему давали за это, он делил по корочкемежду друзьями.На рекламных щитах клуба появились объявления, в которых извещалось, что 20 декабря1942 года в клубе состоиться показательный суд военного трибунала над Зеленцовым К.Д. Никто не знал, что же натворил этот пройдоха. А началось всё не с Зеленцова,а с художника Феликса Боярчика. Отец оставил на память Феликсу только фамилию. Мама,Степанида Фалалеевна, мужеподобная баба, железная большевичка, обреталась в областисоветского искусства, выкрикивала со сцены лозунги под барабанный бой, под звук трубы,с построением пирамид. Когда и как у неё получился мальчик, она почти не заметила.Служить бы Степаниде до старости в районном Доме культуры, если бы трубач Боярчикчего-то не натворил и не загремел в тюрьму.

Вслед за ним и Стёпу кинулив Новолялинский леспромхоз. Жила она там в бараке с семейными бабами, которыеи растили Фелю. Больше всех жалела его многодетная Фёкла Блажных. Именно она надоумила Стёпутребовать отдельный домик, когда она сделалась заслуженным работником на ниве культуры.В этом домике на две половины и поселилась Стёпа вместе с семейством Блажных. Фёкластала матерью для Феликса, она же и проводила его в армию.В леспромхозовском Доме культуры Феликс научился рисовать плакаты, вывески и портретывождей. Это умение пригодилось ему в двадцать первом полку. Постепенно Феликс переселилсяв клуб и влюбился в девушку-билетёршу Софью. Она стала его невенчанной женой. Когда Софьязабеременела, Феликс отправил её в тыл, к Фёкле, а в его боковушке поселился незваныйгость Зеленцов.

Он сразу начал пить и играть в карты на деньги. Выгнать его Феликсне мог, как ни пытался. Однажды в каптёрку заглянул завклуба капитан Дубельти обнаружил спящего за печкой Зеленцова. Дубельт попытался схватить его за шкиркуи вывести из клуба, но боец не дался, ударил капитана головой и разбил ему очкии нос. Хорошо, что не прирезал капитана — Феликс вовремя вызвал патруль. Зеленцовпревратил суд в цирк и театр одновременно. Даже бывалый председатель трибунала АнисимАнисимович не смог с ним сладить. Очень хотелось Анисиму Анисимовичу приговоритьстроптивого солдата к расстрелу, но пришлось ограничиться штрафной ротой. ПровожалиЗеленцова как героя, огромной толпой.В армии начинаются показательные расстрелы. За побег к смертной казни приговариваютсяни в чём не повинные братья Снегирёвы.

Посреди зимы полк отправляют на уборку хлебав ближайший колхоз. После этого, в начале 1943 года, отдохнувшие солдаты отправляютсяна фронт.Неожиданно в землянку младшего лейтенанта Щуся поздно вечером пожаловал Скорик.Между ними состоялась длинная, откровенная беседа. Скорик сообщил Щусю, что до первогополка докатилась волна приказа номер двести двадцать семь. В военном округе началисьпоказательные расстрелы. Щусь не знал, что Скорика звали Лев Соломонович. Папа Скорика,Соломон Львович, был учёным, писал книгу про пауков. Мама, Анна Игнатьевна Слохова, пауковбоялась и Лёву к ним не подпускала. Лёва учился на втором курсе университета,на филфаке, когда пришли двое военных и увели папу, вскоре исчезла из дома и мама, потомпотянули в контору Лёву.

Там его запугали и он подписал отречение от родителей.А через полгода Лёву опять вызвали в контору и сообщили, что произошла ошибка. СоломонЛьвович работал на военное ведомство и был так засекречен, что местные властини о чём не знали и расстреляли его вместе с врагами народа. Потом увезли и, скореевсего, расстреляли и жену Соломона Львовича, чтобы замести следы. Его сыну принесли извиненияи разрешили поступить в военное училище особого свойства. Мать Лёвы так и не нашли,но он чувствовал, что она жива.Лёшка Шестаков работал вместе с казахами на кухне. Казахи работали дружно и так жедружно учились говорить по-русски. У Лешки ещё не было столько свободного времени,чтобы вспомнить свою жизнь. Отец у него был из ссыльных спецпереселенцев.

Жену Антонинуон высватал в Казым-Мысе, была она из полухатынского-полурусского рода. Дома отец бывалредко — работал в рыболовецкой бригаде. Характер у него был тяжёлый, нелюдимый. Однажды отецне вернулся вовремя. Рыбацкие катера, возвратившись, привезли весть. Была буря, утонула бригадарыбаков и с нею бригадир Павел Шестаков. После смерти отца мать пошла работать в рыбкооп.В дом зачастил приёмщик рыбы Оськин, известный по всей Оби шалопай по прозвищу Герка —горный бедняк. Лёшка пригрозил матери, что уйдёт из дома, но на неё уже ничегоне действовало, она даже помолодела. Вскоре Герка переехал к ним в дом. Потом у Лешкиродились лве сестрички Зойка и Вера. Эти существа вызывали в Лёшке какие-то неведомыеродственные чувства.

На войну Лешка ушёл после Герки — горного бедняка. Больше всего Лешкаскучал по сёстрам и вспоминал иногда свою первую женщину Тому.Дисциплина в полку падала. Дожили до ЧП: из второй роты ушли куда-тобратья-близнецы Сергей и Еремей Снегирёвы. Их объявили дезертирами и искали везде, гдетолько можно, но не нашли. На четвёртый день братья сами объявились в казармес мешками, полными еды. Оказалось, что были они у матери, в родной деревне, которая быланедалеко отсюда. Скорик схватился за голову, но помочь им уже ничемне мог. Их приговорили к расстрелу. Комполка Геворк Азатьян добился, чтобы при казниприсутствовал только первый полк. Братья Снегирёвы до самого конца не верили,что их расстреляют, думали, что их накажут или отправят в штрафной батальонкак Зеленцова.

В смертную казнь не верил никто, даже Скорик. Только Яшкин твёрдо знал,что братьев расстреляют — он уже такое видел. После расстрела казарма была объята нехорошейтишиной. «Прокляты и убиты. Все!» — рокотал Коля Рындин. Ночью, напившись до бесчувствия,Щусь рвался набить морду Азатьяну. В своей комнате одиноко пил старший лейтенант Скорик.Старообрядцы объединились, нарисовали на бумаге крест и во главе с Колей Рындиныммолились за упокой души братьев.Землянку Щуся снова посетил Скорик, сообщил, что сразу после Нового года в армии введутпогоны и реабилитируют народных и царских времён полководцев. Первый же батальон будетброшен на хлебоуборку и останется в колхозах и совхозах до отправления на фронт.На этих небывалых работах — на зимнем обмолоте хлеба, — уже находится вторая рота.В начале января 1943 года солдатам двадцать первого полка выдали погоны и отправили поездомдо станции Истким.

Яшкина определили долечиваться в окружной госпиталь. Остальныеотправились в совхоз имени Ворошилова. Роту, двигающуюся в совхоз, догнал директор ТебеньковИван Иванович, Петьку Мусикова, Колю Рындина и Васконяна забрал с собой, остальнымпредоставил дровни, набитые соломой. Устроились ребята по избам в деревне Осипово. Щусяпоселили в бараке у начальницы второго отделения Валерии Мефодьевны Галустёвой. Она занялав сердце Щуся отдельное место, которое до сих пор занимала его без вести пропавшаятётушка. Лёшка Шестаков с Гришей Хохлаком попали в избу стариков Завьяловых. Через некотороевремя отъевшиеся солдатики стали обращать внимание на девчат, тут-то и пригодилосьумение Гришки Хохлака играть на баяне. Почти все солдаты первого полка были из крестьянскихсемей, труд этот хорошо знали, работали быстро и охотно.

Вася Шевелев и Костя Уваров починиликолхозный комбайн, на нём молотили зерно, сохранившееся в копнах под снегом.Васконян попал к поварихе Аньке. Странный книгочей Аньке не понравился, и ребятапоменяли его на Колю Рындина. После этого качество и калорийность блюд резко улучилось,и солдатики благодарили за это богатыря Колю. Васконян же поселился у стариковЗавьяловых, которые сильно уважали его за учёность. А через некоторое время к Ашотуприехала мать — в этом ей помог комполка Геворк Азатьян. Он намекнул, что может оставитьВасконяна в штабе полка, но Ашот отказался, сказал, что пойдёт на фронт вместесо всеми. Он уже смотрел на мать другими глазами. Уезжая утром, она почувствовала,что видит сына в последний раз.Через несколько недель пришёл приказ возвращаться в расположение полка.

Было краткое,но душу рвущее расставание с деревушкой Осипово. Не успели вернуться в казарму — сразубаня, новое обмундирование. Старшина Шпатор был доволен отдохнувшими бойцами. В этот вечерЛёшка Шестаков во второй раз услышал песню в казарме двадцать первого стрелкового полка.Принимали маршевые роты генерал Лахонин, тот самый, что повстречался когда-то бредущимпо полю красноармейцам, и его давний друг майор Зарубин. Они настояли на том, чтобы самыхслабых бойцов оставили в полку. После большой ругани в полку осталось около двухсот человек,из них половина неизлечимо больных будет отослана домой — помирать. Легко отделался двадцатьпервый стрелковый полк. Со своими ротами на позиции отсылалось всё командование полка.Маршевые роты сводились в военном городке Новосибирска.

В первую роту нагрянула ВалерияМефодьевна, привезла приветы и поклоны от осиповских зазноб и хозяев и торбочки,набитые всякой снедью. Полк по боевой тревоге вывели из казарм на рассвете. Послевыступлений многочисленных ораторов полк тронулся в путь. Маршевые роты вели к станциикружным путём, глухими окраинными улицами. Встретилась им только баба с пустым ведром. Онабросилась обратно в свой двор, кинула вёдра и размашисто крестила войско вослед, напутствуяна благополучное завершение битвы своих вечных защитников.Во второй книге кратко описаны события зимы, весны и лета 1943 года. Большая часть второйкниги посвящена описанию переправы через Днепр осенью 1943 года.Проведя весну и лето в боях, первый стрелковый полк готовился к переправе через Днепр.В прозрачный осенний день передовые части двух советских фронтов вышли к берегу Великойреки — Днепра.

Лёшка Шестаков, набирая из реки воду, предупредил новичков. На другомберегу — враг, но стрелять в него нельзя, иначе вся армия останется без воды. Был уже такойслучай на Брянском фронте, и на берегах Днепра будет всякое.Артиллерийский полк в составе стрелковой дивизии прибыл к реке ночью. Где-то близкостоял и стрелковый полк, в котором первым батальоном командует капитан Щусь, первой ротой —лейтенант Яшкин. Ещё здесь командиром роты был казах Талгат. Взводами командовали Вася Шевелеви Костя Бабенко. Гриша Хохлак в звании сержанта командовал отделением.Весной прибыв в Поволжье, сибиряки долго стояли в пустых разграбленных сёлах загубленныхи высланных в Сибирь немцев Поволжья. Лёшка, как опытный связист, был переведёнв гаубичный дивизион, но ребят из своей роты не забывал.

Первый бой дивизия генералаЛахонина приняла в Задонской степи, встав на пути немецких войск, прорвавших фронт. Потерив дивизии были малоощутимы. Командующему армией дивизия очень приглянулась, и он сталдержать её в резерве — на всякий случай. Такой случай наступил под Харьковом, потомочередное ЧП под Ахтыркой. Лёшка за тот бой получил второй орден Отечественной войны. КолейРындиным полковник Бескапустин дорожил, всё время отсылал на кухню. Васкоряна оставлялв штабе, но Ашот дерзил начальникам и упорно возвращался в родную роту. Щуся на Донуранило, он был комиссован на два месяца, съездил в Осипово и сотворил Валерии Мефодьевнеещё одного ребёнка, на этот раз мальчика. Побывал он и в двадцать первом полку,в гостях у Азатьяна.

От него Щусь узнал, что старшина Шпатор умер по дорогев Новосибирск, прямо в вагоне. Похоронили его с воинскими почестями на полковомкладбище. Шпатор хотел лежать рядом с братьями Снегирёвыми или с Попцовым,но их могил не нашли. После излечения Щусь прибыл под Харьков.Чем ближе становилась Великая река, тем больше в рядах Красной Армии становилось бойцов,не умеющих плавать. За фронтом движется надзорное войско, умытое, сытое, дни и ночи бдящее,всех подозревающее. Заместитель командира артиллерийского полка, Александр Васильевич Зарубин,снова полновластно хозяйствовал в полку. Его давним другом и нечаянным родственником былПров Фёдорович Лахонин. Дружба и родство у них были более чем странные. Со своей женойНатальей, дочерью начальника гарнизона, Зарубин познакомился на отдыхе в Сочи.

У нихродилась дочь Ксюша. Растили её старики, так как Зарубина перевели в дальний регион. ВскореЗарубина отослали учится в Москву. Когда он вернулся в гарнизон после долгого обучения,то застал в своём доме годовалого ребёнка. Виновником этого оказался Лахонин. Соперникамудалось остаться друзьями. Письма на фронт Наталья писала обоим своим мужьям.Готовясь к переправе через Днепр, солдатики отдыхали, весь день плюхались в реке. Щусь,разглядывая в бинокль противоположный, правый, берег и левобережный остров, не мог понять:почему для переправы выбрали именно это гиблое место. Шестакову Щусть дал особое задание —наладить связь через реку. Лёшка прибыл в артиллерийский полк из госпиталя. До тогон там дошёл, что не мог думать ни о чём, кроме еды.

В первый же вечер Лешкапопытался украсть пару сухарей, был пойман с поличным полковником Мусёнком и отведёнк Зарубину. Скоро майор выделил Лешку, посадил на телефон в штабе полка. Теперь Лешке надобыло добыть хоть какое-нибудь плавсредство, чтобы переправить на правый берег тяжёлые катушкисо связью. Полусгившую лодку он нашёл в бочажине верстах в двух от берега.Отдохнувшим людям не спалось, многие предчувствовали свою гибель. Ашот Васконян написалписьмо родителям, давая понять, что, скорее всего, это его последнее письмо с фронта. Родителейон письмами не баловал, и чем больше сходился с «боевой семьёй», тем сильнее отдалялсяот отца с матерью. В боях Васконян бывал мало, Щусь опекал его, заталкивал куда-нибудьв штаб.

Но с такого вот хитрого места Ашот рвался к своим, домой. Щусю тоже не спалось,он ещё и ещё раз прикидывал, как переправиться через реку, потеряв при этом как можноменьше людей.Днём, на оперативном совещании, полковник Бескапустин дал задание. Первым на правый берегдолжен уйти взвод разведки. Пока этот взвод смертников будет отвлекать немцев, первый батальонначнёт переправу. Достигнув правого берега, люди по оврагам будут продвигаться в глубьобороны противника по возможности скрытно. К утру, когда переправятся основные силы,батальон должен вступить в бой в глубине обороны немцев, в районе высоты Сто. Рота Оскина,по прозванию Герка — горный бедняк, прикроет и поддержит батальон Щуся. Другие батальоныи роты начнут переправляться на правом фланге, чтобы создать впечатление массовогонаступления.Многие не спали в эту ночь.

Солдат Тетёркин, попавший в пару к Васконяну, и с техпор таскавшийся за ним, как Санчо Панса за своим рыцарем, принёс сена, уложил Ашота и самприкорнул рядом. Мирно ворковала в ночи ещё одна пара — Булдаков с сержантомФинифатьевым, встретившиеся в военном эшелоне по дороге к Волге. В ночи слышалисьдалёкие взрывы. Это немцы взрывали Великий город.Туман держался долго, помогая армии, продлевая жизнь людей почти на полдня. Как толькопосветлело, начался артобстрел. Взвод разведки завязал бой на правом берегу. Над головамипрошли эскадрильи штурмовиков. Из дыма высыпались условные ракеты — стрелковые роты достиглиправого берега, но сколько от них ост.