Тысяча и одна ночь

Знаменитый арабский сборник сказок, который, не в полном виде и в не очень удачной переделке Галлана (1704—1717) стал известен Европе. Сказки вложены в уста Шехрезады, которая рассказывает их на рассвете в течение 1001 ночи своему мужу, персидскому царю Шехрияру, и таким образом удаляет от себя казнь, постигавшую всех его прочих жен. При решении вопроса о происхождении и составе сборника европейские ученые расходились в двух направлениях. Гаммер стоял за их индийское и персидское происхождение, ссылаясь на слова Мас'удия (ум. 956) и библиографа Надима (до 987 г.), что староперсидский сборник "Хезâр-эфсâне" (= "Тысяча сказок"), происхождения не то еще ахеменидского, не то арзакидского и сасанидского, был переведен лучшими арабскими литераторами при Аббасидах на арабский язык и известен под именем "1001 ночи".

По теории Гаммера, перевод перс. "Хезâр-эфсâне", постоянно переписываемый, постоянно и разрастался и принимал, еще при Аббасидах, в свою удобную рамку новые наслоения и новые прибавки, большей частью из других аналогичных индийско-персидских сборников, каковы "Синдбâдова книга" (см.), или даже из произведений греческих. Когда центр арабского литературного процветания перенесся в XII—XIII в. Из Азии в Египет, 1001 ночь усиленно переписывалась там и под пером новых переписчиков опять получала новые наслоения. Группу рассказов о славных минувших временах халифата с центральной фигурой халифа Гаруна Аль-Рашида (786—809), а несколько позже — свои местные рассказы из периода египет. Династии вторых мамелюков (так наз.

Черкесских или борджитских). Когда завоевание Египта османами подорвало арабскую умственную жизнь и литературу, то 1001 ночь, по мнению Гаммера, перестала разрастаться и сохранилась уже в том виде, в каком ее застало османское завоевание. Радикально противоположное воззрение высказано было Сильвестром де-Саси. Он доказывал, что весь дух и мировоззрение 1001 ночи — насквозь мусульманские, нравы — арабские и притом довольно поздние, уже не аббасидского периода, обычная сцена действия — арабские места (Багдад, Мосул, Дамаск, Каир), язык — не классический арабский, а скоре простонародный, с проявлением, по-видимому, сирийских диалектических особенностей, — близкий, значит, к эпохе литературного упадка. Отсюда у де-Саси следовал вывод, что 1001 ночь есть вполне арабское произведение, составленное не постепенно, а сразу, одним автором, в Сирии, около половины XV в.

Смерть, вероятно, прервала работу сирийца-составителя, и потому 1001 ночь заканчиваема была его продолжателями, которые и приделывали к сборнику разные концы из другого сказочного материала, ходившего среди арабов, — напр., из Путешествий Синдбада, Синдбâдовой книги о женском коварстве и т. П. Из перс. "Хезâр-эфсâне", по убеждению де-Саси, сирийский составитель араб. 1001 ночи ничего не взял, кроме заглавия и рамки, т. Е. Манеры влагать сказки в уста Шехрезады. Если же какая-нибудь местность с чисто арабской обстановкой и нравами подчас именуется в 1001 ночи Персией, Индией или Китаем, то это делается только для пущей важности и порождает в результате одни лишь забавные анахронизмы. Последующие ученые постарались примирить оба взгляда.

Особенно важным в этом отношении оказался авторитет Эдв. Лэна, известного знатока этнографии Египта. В соображениях о позднем времени сложения 1001 ночи на позднеарабской почве индивидуальным, единоличным писателем Лэн пошел даже дальше, чем Саси. Из упоминания о мечети Адилийе, построенной в 1501 г., иногда о кофе, один раз о табаке, также об огнестрельном оружии Лэн заключал, что 1001 ночь начата была в конце XV в. И закончена в 1-й четверти XVI в. Последние, заключительные новости могли быть присоединены к сборнику даже при османах, в XVI и XVII вв. Язык и стиль 1001 ночи, по Лэну, — обыкновенный стиль грамотного, но не слишком ученого египтянина XV—XVI в. Условия жизни, описанной в 1001 ночи, специально египетские.

Топография городов, хотя бы они были названы персидскими, месопотамскими и сирийскими именами, есть обстоятельная топография Каира поздней мамелюкской эпохи. В литературной обработке 1001 ночи Лэн усматривал такую замечательную однородность и выдержанность позднего египетского колорита, что не допускал вековой постепенности сложения и признавал только одного, много-много двух составителей (второй мог окончить сборник), которые — или который — в течение недолгого времени, между XV—XVI в., в Каире, при мамелюкском дворе, и скомпилировал 1001 ночь. Из чего скомпилировал. Тут у Лэна в противоположность Саси, отрицавшему персид. Элементы, начиналась известная уступка Гаммеру. Компилятор, по Лэну, имел в своем распоряжении араб.

Перевод Хезâр-эфсâне, сохранившийся с Х в. До XV в своем старинном виде, и взял оттуда заглавие, рамку и, быть может, даже некоторые сказки. Пользовался он также и другими сборниками происхождения персидского (ср. Повесть о летательном коне) и индийского ("Джильâд и Шимâс"), арабскими воинственными романами времен крестоносцев (Царь Омар-Номâн), наставительными (Мудрая дева Таваддода), мнимо-историческими Повестями о Гаруне Аль-Рашиде, специально-историческими араб. Сочинениями (особенно теми, где есть богатый анекдотический элемент), полунаучными араб. Географиями и космографиями (Путешествия Синдбада и космографию Казвиния, ум. 1283 г.), устными юмористическими народными побасенками и т. Д. Все эти разнородные и разновременные материалы египетский составитель XV—XVI в.

Скомпилировал и тщательно обработал. Переписчики XVII—XVIII в. Внесли в его редакцию только немного изменений. Воззрение Лэна считалось в ученом мире общепринятым до 80-х годов XIX в. Правда, и тогда статьи де-Гуе (de-Goeje) закрепляли, с слабыми поправками по вопросу о критериях, старый Лэновский взгляд на скомпилирование 1001 ночи в мамелюкскую эпоху (после 1450 г., по де-Гуе) единоличным составителем, да и новый англ. Переводчик (впервые не побоявшийся упрека в скабрезности) Дж. Пэйн (1882—1889) не отступил от теории Лэна. Но тогда же, с новыми переводами 1001 ночи, начались и новые исследования. Еще в 1839 г. X. Торренсом ("Athenaeum", 1839, 622) была приведена цитата из историка XIII в. Ибн-Саида (1208—1286), где о некоторых приукрашенных народных рассказах (в Египте) говорится, что они напоминают собой 1001 ночь.

Теперь на те же слова и он Саида обратил внимание неподписавшийся автор критики (в "Edinburgh Review" 1886, № 164) на новые переводы Пэйна и Бёртона. По основательному замечанию автора, многие культурно-исторические намеки и другие данные, на основании которых Лэн (а за ним Пэйн) отнес составление 1001 ночи к XV—XVI в., объясняются как обычная интерполяция новейших переписчиков, а нравы на Востоке не так быстро меняются, чтоб по их описанию можно было безошибочно отличить какой-нибудь век от одного — двух предыдущих. 1001 ночь могла поэтому быть скомпилирована еще в XIII в., и недаром цирюльник в "Сказке о горбуне" начертывает гороскоп для 1255 г. Впрочем, в течение двух следующих веков переписчики могли внести в готовую 1001 ночь новые прибавки.

А. Мюллер ("Deutsche Rundschau", 1887, июль) справедливо заметил, что если по указанию ибн-Саида 1001 ночь существовала в Египте в XIII в., а к XV в., по довольно прозрачному указанию Абуль-Махâсына (ум. 1469 г.), успела уж получить свои новейшие наращения, то для прочных, правильных суждений о ней необходимо прежде всего выделить эти позднейшие наращения и восстановить, таким образом, ту форму, какую имела 1001 ночь в XIII в. Для этого нужно сличить все списки 1001 ночи и отбросить неодинаковые их части как наслоения XIV—XV в. Обстоятельно такую работу произвели X. Цотенберг (П., 1888, отт. Из XXVIII т. "Notices et extraits") и Рич. Бёртон (в послесловии к своему переводу, 1886—1888. Краткий и содержательный обзор рукописей есть теперь и у Шовена в "Bibliographie arabe", 1900, т.

IV). Сам Мюллер в своей статье также сделал посильное сличение. Оказалось, что в разных списках одинакова преимущественно первая часть сборника, но что в ней, пожалуй, вовсе нельзя найти тем египетских. Преобладают повести о багдадских Аббасидах (особенно о Гаруне), да еще есть в небольшом количестве сказки индийско-персидские. Отсюда следовал вывод, что в Египет попал уж большой готовый сборник сказок, составившийся в Багдаде, вероятно, в Х в. И сосредоточенный по содержанию вокруг идеализированной личности халифа Гарун Аль-Рашида. Сказки эти втиснуты были в рамку неполного араб. Перевода "Хезâр-эфсâне", который был сделан в IX в. И еще при Мас'удии (ум. 956 г.) был известен под именем "1001 ночи". Создана она, значит, так, как думал Гаммер — не одним автором сразу, а многими, постепенно, в течение веков, но главный ее составной элемент — национальный арабский.

Персидского мало. На такую же почти точку зрения стал араб А. Сальхâний (см. Его предисловие к I т. И прилож. К V т. Бейрутского изд. 1001 ночи, 1888—1890. Русск. Пер., проверенный и дополненный А. Крымским, в "Юбил. Сборн. Вс. Миллера", М., 1900). Кроме того, основываясь на словах Надима, что араб Джахшиярий (багдадец, вероятно, X в.) тоже взялся за составление сборника "1000 ночей", куда вошли избранные сказки персидские, греческие, арабские и др., Сальхâний высказывает убеждение, что труд Джахшиярия и есть первая арабская редакция 1001 ночи, которая затем, постоянно переписываемая, особенно в Египте, значительно увеличилась в объеме. В том же 1888 г. Нёльдеке ("Z. D. Morg, Ges.", т. XLII) указал, что даже историко-психологические основания (см.

Ниже) заставляют в одних сказках 1001 ночи видеть египетское происхождение, а в других — багдадское. Как плод основательного знакомства с методами и исследованиями предшественников, появилась обстоятельная диссертация И. Эструпа (Oestrup, "Studier over Tusind og en nat", Копенгаген, 1891). Вероятно, книгой Эструпа пользовался и новейший автор истории араб. Литерат. — К. Броккельманн (Б., 1899, т. II, стр. 58—62). Во всяком случае, предлагаемые им краткие сообщения о 1001 ночи близко совпадают с положениями, разработанными у Эструпа. Содержание их следующее. А) нынешнюю свою форму 1001 ночь получила в Египте, больше всего в первый период владычества мамелюков (с XIII в.). Б) Вся ли "Хезâр-эфсâне" вошла в араб. 1001 ночь или только избранные ее сказки — это вопрос второстепенный.

С полной уверенностью можно сказать, что из "Хезâр-эфсâне" взята рамка сборника (Шехрияр и Шехрезада), Рыбак и дух, Хасан Басрийский, Царевич Бадр и царевна Джаухар Самандальская, Ардешир и Хаят-ан-нофуса, Камар-аз-заман и Бодура. Сказки эти по своей поэтичности и психологичности — украшение всей 1001 ночи. В них причудливо сплетается действительный мир с фантастическим, но отличительный их признак — тот, что сверхъестественные существа, духи и демоны являются не слепой, стихийной силой, а сознательно питают дружбу или вражду к известным людям. В) Второй элемент 1001 ночи — тот, который наслоился в Багдаде. В противоположность сказкам персидским багдадские, в семитском духе, отличаются не столько общей занимательностью фабулы и художественной последовательностью в разработке ее, сколько талантливостью и остроумием отдельных частей повести или даже отдельных фраз и выражений.

По содержанию это, во-первых, городские новеллы с интересной любовной завязкой, для разрешения которой нередко выступает на сцену, как deus ex machina, благодетельный халиф. Во-вторых — рассказы, разъясняющие возникновение какого-нибудь характерного поэтического двустишия и более уместные в историко-литературных, стилистических хрестоматиях. Возможно, что в багдадские изводы 1001 ночи входили также, хоть и не в полном виде, Путешествия Синдбâда. Но Броккельман полагает, что этот роман, отсутствующий во многих рукописях, вписан был в 1001 ночь уж позже, г) Когда 1001 ночь начала переписываться в Египте, в нее вошел третий составной элемент. Местные сказки каирские, del' genero picaresco, как говорит Эструп.

Каирских сказок два типа. Одни — бытовые фаблио, в которых излагаются ловкие проделки плутов (напр. Искусного вора Ахмеда ад-Данафа) и всякие забавные происшествия, при чем бросаются камешки в огород нечестных и подкупных властей и духовенства. Другие — сказки с элементом сверхъестественным и фантастическим, но совсем иного рода, чем в сказках персидских. Там духи и демоны имеют среди людей своих любимцев и нелюбимцев, а здесь играет роль талисман (напр. Волшебная лампа Аладдина), слепо помогающий своему владетелю, кто бы он ни был, и стихийно обращающийся против своего прежнего владетеля, если попадет в другие руки. Темы таких сказок, вероятно, унаследованы арабским Египтом от классического, древнего Египта (ср.

Масперо, "Les contes pop. De l'Eg. Anc.", П., 1889. Ф. Петри, "Eg. Tales", 1898. В. Шпигельберг, "Die ägypt. Novellen", Страссб., 1898). Д) В Египте же с той целью, чтобы сказочного материала хватило как раз на 1001 ночь, некоторые переписчики втискивали в сборник такие произведения, которые прежде имели совершенно отдельное литературное существование и составились в разные периоды. Длинный роман о царе Номâне, враге христиан, Синдбадова книга (о женском коварстве), быть может, Приключения морехода-Синдбада, Царь Джильâд и министр Шимас, Ахыкâр Премудрый (древнерусский Акир), Таваддода и др. В 1899 г. В. Шовен ("La récension égyptienne des 1001 n.", Люттих), рассмотрев египетские сказки 1001 ночи с точки зрения художественности, отметил, что между ними есть талантливый (вроде сказки о горбуне со вставочной историей "Молчаливого" цирюльного), а остальные — бездарные.

По соображениям Шовена (требующим, впрочем, еще проверки), первая группа составилась раньше второй. Так как во второй (объемистой) группе рассыпано много рассказов об обращении евреев в ислам и есть много прямо заимствованного из литературы еврейской, то Шовен заключает, что последним, заключительным редактором 1001 ночи был еврей, принявший мусульманство. По его мнению, таким евреем мог бы быть псевдомаймонид, автор еврейской книги "Клятва", напечатанной в Константинополе в 1518 г. См. Еще Р. Бассе, "Notes sur les 1001 n." (1894—1898, в "Revue des trad. Populaires", т. IX, XI, XII, XIII), и А. Крымского, "Введение в историю араб. Повестей и притч" (печат. В серии изд. Лаз. Инстит. Вост. Яз.). Прочие работы и исследования перечислены у А.

Крымского. "К литературной истории 1001 ночи" ("Юбил. Сборник В. Миллера" — "Труды Этногр. Отдела Моск. Общ. Любит. Естеств.", т. XIV) и у В. Шовена. "Bibliographie arabe" (т. IV, Люттих, 1900). Издание текста — неполное калькуттское В. Макнатена (1839—1842), булакское (1835. Часто переизд.), бреславльское М. Хабихта и Г. Флейшера (1825—1843), очищенное от скабрезностей бейрутское (1880—1882), еще более очищенное бейрутское-иезуитское, очень изящное и дешевое (1888—1890). Тексты изданы с рукописей, значительно отличающихся одна от другой, да и не весь еще рукописный материал издан. Обзор содержания рукописей (старейшая — Галлановская, не позже половины XIV века) см. У Цотенберга, Бёртона, а вкратце — у Шовена ("Bibliogr. Arabe"). Переводы.

Старейший французский неполный — А. Галлана (1704—1717), который был в свою очередь переведен на все языки. Он не буквален и переделан согласно вкусам двора Людовика XIV. Научные переизд. — Лоазлера де'Лоншана 1838 г. И Бурдена 1838—1840 г. Он был продолжен Казоттом и Шависом (1784—1793) в том же духе. С 1899 г. Издается буквальный (с булакского текста) и не считающийся с европейскими приличиями перевод Ж. Мардрю (Mardrus, П. Вышло 8 т., будет 16). Немецкие переводы делались сперва по Галлану и Казотту. Общий свод с некоторыми дополнениями по араб. Оригиналу дали Габихт, Гаген и Шалль (1824—1825. 6-е изд., 1881) и, по-видимому, Кёниг (1869). С араб. — Г. Вейль (1837—1842. 3-е исправл. Изд. 1866—1867. 5-е изд. 1889) и, полнее, со всевозможных текстов, М.

Геннинг (в дешевой Рекламовской "Библиот. Классиков", 1895—1900). Неприличия в нем. Перев. Удалены. Англ. Перев. Делались сперва по Галлану и Казотту и получали дополнения по араб. Ориг. Лучший из таких перев. — Джонат. Скотта (1811), но последний (6-й) том, перевед. С араб., не повторялся в последующих изданиях. Две трети 1001 ночи с исключением мест неинтересных или грязных с арабск. (по Булак. Изд.) перевел В. Лэн (1839—1841. В 1859 г. Вышло испр. Изд., перепеч. 1883). Полные англ. Перев., вызвавшие много обвинений в безнравственности. Дж. Пэйна (1882—1889), и сделанные по многим редакциям, со всевозможными разъяснениями (историческими, фольклорными, этнографическими и др.) — Рич. Бёртона (Burton. Бенарес, 1885 — 1888. Переизд. В 12 т., с исключением наиболее порнографич.

Мест, Лонд., 1894). На русском яз. Переводов с араб. Оригин. Нет. Еще в прошлом веке появились переводы с франц. (М., 1763—1771 и 1794—1795. См. Еще "Новые арабские сказки", Смол., 1796). Наиболее научн. Пер. — Ю. Доппельмайер (М., 1889—90, со вст. Статьей акад. А. Веселовского). Англ. Перев. Лэна, "сокращенный вследствие более строгих цензурных условий", перевела на русск. Яз. Л. Шелгунова в прилож. К "Живоп. Обозр." (1894). При 1-м томе есть статья В. Чуйко, составленная по де-Гуе. Прочие переводы см. В вышеупомянутых работах А. Крымского ("Юбил. Сб. Вс. Миллера") и В. Шовена (т. IV). Успех Галлановой переделки побудил Пети дела-Кроа напечатать "Les 1001 jours" (П., 1710. Перев. С франц. Михайло Попов, СПб., 1778—79. 2-е изд. 1801. Статья в "СПб. Вестнике", 1778, ч. I, № 4, стр.

316—320). И в популярных, и даже в фольклорных изданиях "1001 день" сливается с "1001 ночью". По словам Пети дела-Кроа, его "Les 1001 jours" — перевод персид. Сборника "Хезâр-йäк руз", написанного по сюжетам индийских комедий испаганским дервишем Мохлисом около 1675 г. Но можно с полной уверенностью сказать, что такого персид. Сборника никогда не существовало и что "Les 1001 jours" составлен самим Пети дела-Кроа, неизвестно по каким источникам. Напр., одна из наиболее живых, юмористических его сказок "Папуши Абу-Касыма" (отд. По-русски в "Сыне Отеч.", 1850, кн. 5, стр. 44—48. Прекрасная малорусск. Стихотв. Обработка Ив. Франка, Львов, 1895, 2-е изд., Черкассы, 1900) отыскивается по-арабски в сборнике "Фамарâт аль-аврâк" ибн-Хыжже.А.

Крымский..